Я.
26
Гэвин
Плейлист: "Cold Cold Man", Saint Motel
Прошло всего три недели, но кажется, что прошло три года. Я провел их, наблюдая за тем, как Оливер полностью вошел в роль единственного капитана, когда я вышел из строя, хотя команда еще не знает, что это навсегда. Три недели я наблюдал, как он берет на себя командование, ведет за собой словом и примером. Три недели я боролся с тем, как глубоко я хочу его, как сильно хочу позволить ему хотеть меня, боясь, что мой багаж затмит нас, переживая, что мне не стоит просить Оливера Бергмана ни о чем, кроме рецепта супа, который он принес, и, возможно, других мюзиклов, которые стоит добавить в мой плейлист, потому что у меня в голове застрял весь Сондхайм, и все, что он делает, это заставляет меня думать о нем.
Что является пыткой. Я и так уже думаю о нем, вижу его, страдаю по нему, и так достаточно.
Стоя в стороне, я наблюдаю за ним, замечая мельчайшие вещи, которые раньше не позволял себе, когда все, чего я хотел, - это не замечать его, не испытывать к нему влечения, не любить его.
Теперь я впитываю все. То, как он слушает всем телом, смотрит на того, кто пришел к нему, полностью повернувшись в его сторону, сосредоточенно нахмурив брови, утешительно положив руку на плечо. Его радость в мельчайшие моменты - когда он наклоняет лицо к солнцу, когда оно разрывает облака и льется по полю, как он глубоко дышит и наполняет легкие, когда поднимается ветерок, его медленная довольная улыбка, когда он смакует кусочек еды.
Как будто надавливая на синяк, прислоняясь к неподвижному суставу, я заставляю себя увидеть его. Всего его. Молодого. Здорового. Счастливого. Капитан команды. До конца его карьеры осталось около десяти лет. И сказать себе, кто я сейчас. Травмированный. Измотанный. На пенсии. Закончил.
Я стою и смотрю на него, больше не являясь его насмешливым, обиженным врагом. Я смотрю на него с замиранием сердца, несправедливо гордясь каждым шагом, который он делает на пути к величию.
Хотя, он был бы уже на шаг дальше, если бы перестал быть таким чертовски щедрым с мячом.
Я хмуро смотрю, как он отдает мяч Санти, хотя, если бы он просто шагнул вперед, то задница Стефана лежала бы на траве, а мяч - в сетке. Это разминка перед игрой, так что на кону ничего не стоит, но проблема в принципе.
"Бергман!" кричу я.
Он смотрит в мою сторону, бледные глаза сужены против яркого весеннего солнца. Мое непослушное сердце бьется о ребра.
"Что?" - кричит он в ответ.
Я дергаю головой, показывая, что хочу, чтобы он пошел в мою сторону.
Он вскидывает бровь, затем, вздохнув, поворачивается и бежит ко мне.
"Хейс?" Помощник тренера Джас поворачивает голову в мою сторону. "Что случилось, что мы сначала собрались с тренерским штабом?"
"Ему нужно быть более эгоистичным".
Джас кивает. "Согласен. Но тренер Лекси сказала, что по протоколу ты должен сначала обсудить это с Рико и со мной".
Я передергиваю плечами, раздражаясь на ограничение. "Прошу прощения, тренер Джас".
Рико смотрит в нашу сторону с того места, где он стоит на краю поля, разговаривая с тренером вратарей и Амоби. Он знает, что что-то случилось.
"Тренерство дается вам естественно", - дипломатично говорит Джас, их глаза спрятаны за обычными поляризованными линзами. "Лекси сказала, что так и будет".
И, конечно, она была права. Она знала, когда навещала меня в больнице после травмы, что именно нужно сказать, как подтолкнуть меня к этой роли. Потому что она знает меня. Лучше, чем мне хотелось бы.
Она знала, что я воспользуюсь этой возможностью, чтобы заполнить пробел, оставшийся после ее отсутствия во время декретного отпуска, чтобы подвергнуть себя шоковому воздействию полного несоответствия между жизнью Оливера и моей жизнью. Чтобы посмотреть, смогу ли я доказать себе и ему, что я могу это сделать. Потому что, у меня есть подозрение, что тренер Лекси Каррингтон - гигантский посредник в сватовстве, и она болеет за нас. Она болела за нас с того самого момента, как затащила нас в свой кабинет после того, как назвала нас со-капитанами и сказала, чтобы мы играли хорошо, иначе.
Я ждал момента, когда она окажется неправа, когда мои надежды тоже окажутся ложными, когда придет какое-то откровение, что боль будет слишком велика, что сопоставление наших ситуаций будет слишком болезненным.
Что ж, мне было больно. И мне было больно. И я хотел. И да, кое-что из этого было ради футбола, но больше всего - ради него. Оливера.
Я смотрю, как он бежит трусцой в мою сторону, приближается, смотрит на свои бутсы, нахмурив брови в раздумье. Солнце сверкает на его золотистых волосах, целует его челюсть так же, как и я.