Мое сердце стучит в такт с его ногами, когда они ударяют по траве.
Любовь. Любовь. Любовь.
Боже, это ужасно. Это как инфекция. Болезнь. Кулак на моих кишках. Это гораздо больше, чем желание спать с ним, готовить с ним, смотреть вместе мюзиклы и ворчать о том, что мой кот писает мне в ботинки, но ничего не делает, кроме как обвивается вокруг ног Оливера и мурлычет у него на коленях.
Как раз в тот момент, когда мои мысли достигают предела, приходит Оливер, берет бутылку с водой и пускает длинную струю себе в рот. Он закрывает ее и ставит на место.
"Капитан Тренер", - говорит он с приветствием.
Я закатываю глаза.
Джас кривит рот. Они уходят в сторону поля, оставляя нас наедине.
"Ты должен признать, что это звучит неплохо", - говорит Оливер. "Капитан Кранч. Капитан Тренер".
"Я сейчас не капитан и не тренер".
Музыка, которую Оливер приучил всех играть для поддержания боевого духа, переключается на бодрый электрофанк с грохочущими басами. Он крутится и в два шага проходит мимо меня в такт музыке. "И все же, вот ты здесь, готовишься командовать мной".
"Ты должен сделать эти снимки", - говорю я ему. "И не надо мне говорить, что "это всего лишь тренировка". Ты разминаешься перед гребаной игрой. То, что ты делаешь сейчас, ты будешь делать и потом".
Он перестает танцевать, как будто я убрал ветер из его парусов. Нахмурившись, он смотрит через плечо на сетку. "Моя сторона забила, не так ли?"
"Да, но ты не забил. А мог бы".
Он пожимает плечами. "Это не самое главное".
"Неверно". Я подхожу ближе. "У тебя впереди годы, десятилетие, если повезет, и ты проведешь их в неудовлетворительном состоянии, если не заставишь себя сделать шаг вперед, выиграть пятьдесят пять и сделать этот гребаный выстрел".
Выражение его лица становится жестче, эта безжалостная улыбка исчезает. "Только потому, что ты сделал это таким образом, не значит, что это правильно для меня".
"Да, и я такой ужасный пример. Какая у меня неудачная карьера".
Его глаза вспыхивают, когда он смотрит на меня, затем он бросает взгляд на поле, где Джас кричит на Итана и Стефана, когда они отступают в защиту. "Тебе тридцать четыре года, и твой опорно-двигательный аппарат разрушен", - говорит он. "Ты все время испытываешь боль. Со всем уважением, для меня есть более важные вещи, чем забивать все возможные голы, когда кто-то другой может сделать это без затрат моего тела".
"Осторожно", - предупреждаю я его.
"Это ты начал", - говорит он, проводя рукой по волосам и тяжело выдыхая, глядя на землю. "И это все? Потому что если да, то мне нужно готовиться к игре".
Я ошеломлен его резкостью. Возбуждение в его языке тела и тоне.
"Нет", - говорю я ему спокойно, засунув руки в карманы брюк от костюма, понизив голос, глядя на поле. "Ты мудро поступаешь, проявляя осторожность. Я не говорю делать то, что сделал я. Веришь или нет, Бергман, но есть золотая середина, и я ее полностью поддерживаю. Все, о чем я прошу, - в следующий раз, когда ты окажешься в зоне досягаемости, побуди себя удержать ее, а не отдавать. Ты можешь быть удивлен, обнаружив, что именно побуждает тебя отказаться от того, что ты заслуживаешь. Возможно, этот импульс не так "хорош", как ты думаешь".
Его глаза снова встречаются с моими с такой интенсивностью, какой я не видел уже три недели. Я впиваюсь в него взглядом, стараясь сохранить нейтральное выражение лица.
"Ладно", - бормочет он, прежде чем уйти.
Через несколько секунд Рико присоединяется ко мне, наблюдая за Оливером. "Что это было?"
Я смотрю ему вслед, пока он бежит, изо всех сил стараясь не улыбнуться. "Разжег огонь под его задницей".
Даже не на поле, я все еще испытываю боль. Спина затекла, шея болит, колено трещит каждый раз, когда я на него наступаю и кричу. Я бы предпочел быть там, делать это чертовски правильно, но иметь карт-бланш, чтобы кричать на Бена - достойное утешение.
"Бенджамин, верни свою задницу назад. В центр, блядь!"
Я дергаю за галстук и ослабляю его, хмурясь на поле, пока команда делает то, что я хочу, но медленнее. Это так чертовски раздражает, когда мои ноги болят от желания бежать, не зная, куда идти, когда мой разум видит пас, который пропустил Бен, бег, который должен был сделать Андре.
"Ебаный ад", - рычу я.
Джас молчит. Рико окликает Итана, чтобы тот подтянулся.
У меня любовь-ненависть к этому гребаному костюму, который я надел. Хрустящая белая хлопковая рубашка, легкий темно-синий костюм из итальянской шерсти, желто-синий галстук в диагональную полоску в честь цвета команды. Я ненавижу его за то, что он означает, что я потерял. И я люблю это, потому что это правильно. Это похоже на возможность. Как то, что может быть дальше.