"Вернемся к текущему вопросу", - говорит Митч. "Что происходит?" Он опирается локтями на стол и ободряюще кивает. Его белые волосы мягкого облачного цвета, усы аккуратные и подстриженные. Он так напоминает мне Фреда, единственного человека, который увидел что-то во мне, чья доброта изменила мою жизнь.
Возможно, именно это заставляет меня на мгновение сбросить свою типичную броню, когда я ворчу: "На работе мне приходится объединяться с кем-то, с кем я совсем не хочу объединяться".
Вокруг нас раздается хор хмыканий и охов.
Ицуки спрашивает: "Почему?"
"Вы не ладите?" предлагает Лу.
"Я ненавижу делить с ним воздух", - огрызаюсь я.
Это звучит злобно, но, помоги мне Бог, это правда. Я ненавижу делить с Оливером Бергманом команду, поле, место для тренировок, раздевалку, собрания, да что угодно. Совместное капитанство - это соломинка, которая сломала спину верблюда.
Хорхе с любопытством смотрит на меня. "Почему?"
Я кусаю щеку, живо вспоминая, что я почувствовал, когда впервые увидел его два года назад. Как будто я получил прямой удар в живот. Высокий, быстрый. Длинные, стройные конечности и легкие улыбки. Он - все, чем я когда-то был, и даже больше. Молодой. Счастливый. Здоровый. Весь мир у его ног. Несказанные возможности на поле.
Это жгло, как тысяча порезов, смоченных в уксусе. Это было больно во многих отношениях. И последнее, что мне нужно в моей измученной болью жизни, это еще одна вещь, которая заставит меня страдать. Поэтому я ясно дал понять Оливеру Бергману, что не хочу иметь с ним ничего общего.
"Диспозиционные различия", - пробормотал я. "Теперь мы можем сыграть в долбаные карты?"
"Нет". Джим медленно стоит, положив руки на стол. Его взгляд путешествует по своим коллегам-карточным акулам. "Джентльмены. Вы знаете, что нам нужно делать".
Митч вздыхает, вытирая лицо. "Завтра мне придется взять больничный, да?".
"Ты на пенсии, придурок", - ворчит Лу. "Это я буду ненавидеть себя по утрам".
"О боже", - тихо говорит Ицуки.
"Что?" рявкаю я. "Что, черт возьми, происходит?"
Хорхе похлопывает меня по руке и улыбается. "Лучше не задавать вопросов и просто ехать вместе с нами".
Мой язык как наждачная бумага. Голова раскалывается.
"Черт." Застонав, я открываю глаза, ненавидя существование дневного света. Я лежу на своей кровати, все еще в одежде прошлой ночи, от меня несет потом, жареной едой и сиропно-сладкими напитками тики.
В голове мелькают смутные воспоминания о той ночи. Парни из покерного клуба набились в мой Land Rover, завладели моей звуковой системой и потащили меня в какую-то дыру в стене, о которой, как обещал Митч, "никто не знает".
Я снова застонал, медленно перекатился на бок, затем сел. Мое тело кричит в знак протеста против того, как я спал - мое больное колено согнулось на кровати, моя всегда тянущаяся спина резко выгнулась.
Медленно дыша, я закрываю глаза и пытаюсь собрать воедино остаток ночи, пока боль пульсирует в моем теле. Я помню караоке. Я точно не пел. И никогда бы не спел. Но парни из покерной команды пели, особенно Джим, который предпочитал коктейли и завел зал своей версией песни Келли Кларксон "Stronger".
Очевидно, я выпил тонну тропических напитков с этими чертовыми крошечными бумажными зонтиками, чтобы пережить этот опыт.
Я осторожно сползаю с кровати и встаю.
"Черт. Блядь. Дерьмо. Дерьмо." Каждый шаг в сторону ванной - это агония. Мое колено ненавидит меня. Спина тоже. Как и шея. Волны раскаленной до бела боли пронизывают мое тело, настолько сильные, что у меня сводит живот.
А может, это тоже алкоголь говорит.
Меня тошнит, и боль от того, что мое туловище сжимается, вовлекая спазмированные мышцы спины, едва не вызывает повторную рвоту.
Ругаясь под нос, я спускаю воду в туалете и осторожно поднимаюсь на ноги. Я избегаю своего отражения в зеркале, зная, что оно покажет мне то, что я не хочу видеть, и смываю с себя вкус вчерашних неудачных решений.
Черт, я не должен был так напиваться.
Осторожно сняв с себя одежду, я шагаю в душ, шипя, когда горячая вода попадает на мою кожу. Приняв душ, переодевшись и проглотив свой обычный коктейль для полноценного завтрака, я беру сумку для тренировок, бумажник и ключи, сую в карман телефон и выхожу за дверь.
И тут я понимаю, что моей машины нигде не видно.
"Ебаный ад", - рычу я, натягивая очки Ray-Bans. Солнце пытается выжечь сетчатку прямо у меня из головы.
"Доброе утро, сосед!"
Моя челюсть сжимается при звуке его голоса. Да, это самое худшее. Мало того, что мне приходится видеть Оливера Бергмана почти каждый чертов день с января по декабрь, я еще и живу с ним по соседству.