Мое сердце скручивается. Но в этот раз я молчу, слушаю, жду. Я могу сказать, что он еще не закончил, что ему нужно время, чтобы сказать все, что он хочет, чтобы я знал.
"Я не буду очень быстрым", - говорит он, устремив взгляд на вид снаружи. "Когда мы будем контратаковать, вырываться вперед, не рассчитывай, что я буду прямо за тобой".
Я натягиваю легкую улыбку и опираюсь на локоть. "Тебе все равно нравится командовать из командного центра. Мне не нужно, чтобы ты был наверху и мешал мне".
Он смотрит на меня так, что я вижу тебя насквозь. "И позволь мне брать на себя эти гребаные удары по воротам. Ты вытряхиваешь из них все дерьмо, и то, что ты стал со-капитаном, не сделало тебя вдруг лучше за пределами двадцати ярдов".
Мой рот искривляется. "Справедливо".
"Теперь", - говорит он сурово. "Имя, как и обещал".
Я сглатываю, раздумывая, не соврать ли, но что хорошего будет, если я скажу ему неправильное имя? Наконец, я говорю ему: "Брайс Берроуз".
"Брайс Берроуз?" Он гримасничает. "Этот гребаный ныряльщик?"
Я прикусил губу. "Он действительно имеет склонность к нырянию".
Взяв с тумбочки свою книгу, Гэвин открывает ее на изъеденной странице. "Не могу поверить, что ты был с Берроузом. Господи".
"Ну, значит, нас двое". Теперь я понимаю, какой пустой тратой времени был Брайс. Я просто хотел бы не быть влюбленной развалиной после того, как он мне изменил. Я хотел бы иметь ту перспективу, которая у меня есть сейчас, намного раньше. И я хотел бы, чтобы мысль о том, что мы снова встретимся, не подстегивала мою неуверенность, не ранила мою гордость снова и снова.
Но я не собираюсь погрязнуть в этих негативных мыслях. Я напомню себе слова моего психотерапевта о том, что измена отражает характер изменяющего, а не изменяемого, и отвлекусь на комфортный телевизор.
Взяв пульт, я опускаюсь на кровать и вытягиваюсь.
"Берроуз", - снова бормочет он, отвращение окрашивает его лицо. "Из всех людей..."
"Это был колледж", - защищаясь, говорю я. "Я был молода и..."
"Бред?" - предлагает он, немного грубовато перелистывая страницу своей книги. "Потворствуя особенно мазохистской фазе?"
"Он был очаровательным и милым. Я имею в виду, он казался таким тогда".
Гэвин фыркает, качая головой, когда перелистывает другую страницу. "Неважно."
"Я определенно надел розовые очки, когда дело касалось его. Я видел то, что хотел, а не то, что было на самом деле". Уставившись на пульт, я скольжу пальцами по кнопкам. "Вообще-то, он последний человек, с которым я встречался. Я не очень доверяю себе, чтобы не совершить ту же ошибку дважды".
Гэвин замирает на мгновение, затем прочищает горло и снова сосредотачивается на книге в своей руке.
Я поворачиваюсь на бок, продолжая смотреть на него. "Кто был последним человеком, с которым ты встречался?".
Вздохнув, Гэвин смотрит на меня. "Правда? Разговор в подушку?"
Я пожимаю плечами. "Я просто спрашиваю".
"Да, хорошо", - он снова переворачивает страницу в своей книге и фыркает. "Поскольку я согласился на откровенность только в том, что касается команды и нашего со-капитанства, я собираюсь не очень вежливо сказать тебе, чтобы ты отвалил и шел спать".
"О, да ладно. Давай сблизимся. Обменяемся историями о разбитых сердцах".
Его челюсть дергается. "Я бы не хотел".
"Так у тебя есть история разбитого сердца?"
"У каждого есть какая-то история о разбитом сердце", - говорит он хрипловато.
Мой желудок подпрыгивает. В том, как он это сказал, есть что-то раненное и настороженное. Что-то сырое в том, как крепко он держит свою книгу. Я не затрагиваю эту тему. Я могу распознать, когда кому-то причинили боль и он не хочет причинять ее еще больше, говоря об этом.
"Что ты читаешь?" спрашиваю я, переключаясь на другую тему.
Он поднимает книгу, показывая мне обложку. "Поэзия. Карл Филлипс".
"Он хорош?" спрашиваю я.
Он снова переворачивает страницу, взгляд метался влево-вправо. "Очень".
"Он странный?"
"Очень", - повторяет он.
"Мило". Я барабаню пальцами по кровати и вздыхаю, понимая, что уперся в стену с Гэвином. Но, опять же, мы зашли гораздо дальше, чем я думал. Мы все еще не совсем ладим или не слишком рады такому тесному соседству, но, по крайней мере, часть этого напряжения исчезла. Внутри меня поднимается волна облегчения. Я чувствую себя спокойнее, чем когда-либо за последние несколько дней.
То есть, пока я не осознаю, насколько тепло мне стало. Я вспотел. Гэвин тоже.
"Здесь так жарко?" спрашиваю я. "Или это только я?"
Гэвин прочищает горло. "Нет, ты прав".