После того, как ей поставили диагноз, она не спеша переваривала свой диагноз, узнавала себя, закончила среднюю школу и кибершколу, проводя много времени в терапии, играя в футбол, сохраняя простоту жизни и небольшой круг общения. Она удивила всех нас, когда пришло время выбирать между попыткой заняться профессиональным футболом или играть за команду в колледже, и она твердо решила поступать в Калифорнийский университет.
Конечно, она поступила, попала в команду, получила полную стипендию, и, похоже, пока что у нее все хорошо. Сейчас она старшеклассница, и она также входит в сборную США U-23, играя только за нее, так как сезон в UCLA закончился. Я думал, что она действительно набрала обороты, чувствует себя более уверенно и освоилась, став старшеклассницей в команде UCLA, попав в U-23 и в ее стартовый состав. Казалось, что у нее все хорошо.
Конечно, иногда она немного плачет и хочет приходить ко мне, чтобы смотреть со мной романы, делать попкорн и ни о чем не говорить. Я всегда могу сказать, что у нее что-то на уме, когда она так делает, но обычно просто побыть со мной, посмеяться, подурачиться, кажется, она улыбается и успокаивается к тому времени, когда едет обратно в свою однокомнатную квартиру недалеко от кампуса.
Что я упустил, пока был погружен в свою жизнь? В последнее время я закрутился с Гэвином, с давлением нового сезона, с грузом ответственности после того, как меня назначили капитаном. Когда я успел забыть о своей младшей сестре?
"Зигги", - тихо говорю я, протягивая руку вниз и поглаживая ее волосы, что ей всегда нравится. "Что заставляет тебя так себя чувствовать? Что-то случилось?"
Она пожимает плечами, утирает нос и смаргивает первую угрозу слез в глазах. "Не что-то конкретное, нет. Просто..." Ворча, она вытирает лицо. "В нашей семье я всегда буду ребенком. Той, которую все просто..."
"Обожают?" предлагаю я.
"Да!" - кричит она, как будто это самое страшное оскорбление.
"Ты бедный ребенок".
"Заткнись." Она бьет меня по бедру, даже не глядя, и идеально попадает в мой квадрат.
"Никаких мертвых ног. Мои ноги - мой заработок". Я наклоняюсь и тыкаю ее подмышку, заставляя ее завизжать. Она садится и вытирает слезы со щек.
Я протягиваю ей салфетку и говорю: "Ты уверена, что ничего особенного не произошло?".
"Нет". Она качает головой, потом громко дует. "Мне кажется, что так везде. В классе. В команде. В учебных группах. Я знаю, что веду себя тихо, пока это не так, а потом я пробалтываюсь. Я знаю, что могу быть неловкой, что у меня есть привычки и поведение, которые заставляют меня казаться незрелой, но я взрослая. Я забочусь о себе, я знаю свои потребности, свои границы и как за себя постоять, а я так стараюсь, чтобы меня воспринимали как независимую и зрелую, но это не так".
Она вдыхает и говорит: "Я просто хочу чувствовать, что люди уважают меня. Что они не видят во мне робкую странную девочку, а наоборот... женщину, которая может делать смелые и неожиданные вещи, и быть, типа... крутой".
"Зигги". Мое сердце замирает. "Ты классная".
Она закатывает глаза. "Ты мой брат. Ты обязан так говорить".
"Я серьезно. Ты классная. Ты искренняя, умная и обладаешь невероятным бесстрастным юмором. У тебя самый впечатляющий словарный запас из всех, кого я когда-либо встречал. Ты красива и являешься настоящим фонтаном знаний о случайных мелочах. Я всегда хочу видеть тебя в своей команде, когда на А-кадре наступает время "Тривиальной игры"".
Слабо смеясь, она смотрит на свои руки. "Спасибо, Олли". После долгого молчания она говорит: "Ты когда-нибудь чувствовал, что... ты перерастаешь себя? Как будто внутри тебя происходят перестановки в тех частях себя, которые, как ты думал, никогда не изменятся? Как будто вещи, которые, как ты думал, ты знал больше всего о том, чего ты хочешь от других, от себя, превращают тебя в человека, которым ты не уверен, что готов быть, но и не можешь терпеть, чтобы все оставалось так, как есть?"
Я смотрю на нее, чувствуя, как мой пульс бьется, когда ее слова отдаются в моем сердце и в моих конечностях. Не то чтобы потеря самоконтроля и физическая близость были объективно "хорошими", но я думаю о том, как хорошо стало с тех пор, как мы с Гэвином сошлись на поле боя, и какое облегчение наступило с тех пор, как напряжение, которое я сжимал и накапливал внутри себя, разбилось о мой фасад "убей-его-добротой" и вылилось в шалости, честность, доверие и даже немного смеха... и удовольствие, даже близость. Просто немного близости. Туда, куда мы никогда бы не попали, если бы я продолжал стискивать зубы и улыбаться, преодолевая свои страдания.
Я думаю о том, как долго я говорил себе, что у меня не может быть этих хороших вещей с кем-то, если он хоть немного пообщается с футболом. И я думаю о том, как неудовлетворительно было жить такой разделенной жизнью. Потому что я не такой, какой есть, или... если и такой, то не такой, каким я всегда хочу быть. Какое-то время, когда я опускал голову, преследуя свои цели с единоличной сосредоточенностью, это служило мне, но это не значит, что так будет всегда, или что то, что было правильно в один сезон, будет правильно всегда. Зигги права. Вы перерастаете части себя, и, возможно, этот способ борьбы со страхом - это то, что я уже перерос. Это не значит, что мой страх, мои очень реальные сомнения по поводу смешения удовольствия и профессии, просто испарились, но я чувствую себя... свободным, признавая, что то, как я справлялся с этим, возможно, должно измениться, может потребовать пересмотра.