"Блядь, Оливер. О, блядь." Я прижимаю его к себе в глубоком, отчаянном поцелуе, тянусь к нему, не разрывая поцелуя, и нахожу его, такого твердого и горячего, плачущего на его кончике, трущегося о мою талию. "Не останавливайся", - говорю я ему, слыша, как он задыхается, когда я беру его в руки.
Он сдавленно смеется. "Я не смог бы остановиться, даже если бы захотел. Гэв, полегче. Я так близко".
Я чувствую каждый дюйм его, каждый дюйм себя в его руке; сладкая, мучительная боль сгущает меня в его хватке, пока он дрочит мне, накачивает мой член и смотрит в мои глаза.
"Иди сюда", - говорит он мне, разрывая свою хватку лишь на время, чтобы прижать меня к себе, ложась на бок.
"Да", - умоляю я, зная, что он делает, закидывая ногу на мое бедро, пока он сжимает в руке оба наших члена.
Мы стонем друг другу в рот с первым же движением его руки, надавливая друг на друга, кончики наших членов трутся, заставляя воздух вырываться из меня. Я сжимаю его бедро, впиваясь в его кулак. Я никогда не был в таком отчаянии, так близко, так быстро.
Но, опять же, я уже два года хочу этого мужчину. Я могу утверждать, что это самый долгий срок, который я когда-либо выдерживал. "Сейчас кончу", - предупреждаю я, мой голос хриплый и напряженный.
Он кивает, задыхаясь, когда я прижимаюсь ртом к его рту, крепко обхватывая его, когда первые толчки моего освобождения окрашивают его руку, его член, который еще больше напрягается.
Он стонет мое имя, его освобождение пульсирует в нем, когда он работает собой против меня.
Я задыхаюсь, мои руки судорожно прижимают его к себе, желая почувствовать, как он кончает повсюду, в его ногах, которые смыкаются вокруг моих, в его бедрах, бьющихся о мои, в его груди, касающейся моей, в его губах, жадно преследующих мои, когда мои бедра снова дергаются от очередного отчаянного рывка освобождения.
Я тоже выкрикиваю его имя, наслаждение захлестывает мое тело, когда я вижу, как он еще раз крутит бедрами и вздрагивает от еще одной горячей ленты освобождения по моему животу.
Наши дыхания вырываются из легких, когда я смотрю на него, гладя его волосы, когда его рука все еще касается нас, даже когда мы размягчаемся, удерживая нас рядом, наше удовольствие, славный, долгожданный беспорядок, который заставляет его улыбаться.
Наклонившись, я прижимаюсь медленным, голодным поцелуем к его рту, а затем облегченно опускаюсь на спину. Мои глаза тяжелеют. Мое тело тяжелеет. Я прижимаю Оливера к себе, чувствуя, как сон тяготит меня. Я говорю себе, что не засну, просто... немного отдохну. Потому что скоро придет время вставать и готовиться к нашей игре…
Время растворяется, теплое, как ткань, которой он вытирает нас, нежное, как его тело, прижатое к моему.
Следующее, что я узнаю, - это голос Оливера, как будто сказанный из конца туннеля. Он звучит так далеко. Облегчение проходит через меня, когда я понимаю, что все еще чувствую его тело рядом. "Гэвин", - говорит он.
"Хм?" Я глажу его по макушке и удовлетворенно вздыхаю. "Дай мне десять минут", - говорю я ему, - "а потом я тебя уничтожу".
Он смеется в ответ на наш поцелуй, затем отстраняется со вздохом. "Я бы хотел. Но нам нужно вставать и двигаться. У нас сегодня игра... Подожди..." Оливер моргает, подпирает себя плечом. "Мы заснули?"
Как в винтовой комедии, наши глаза расширяются в тандеме, а затем переходят на цифровые часы, которые я держу на комоде.
Мы должны были быть на стадионе пятнадцать минут назад.
И тогда мы оба кричим: "Черт!".
22
Оливер
Плейлист: "Все движется", Бронзовое радио Возвращение
Гэвин ведет машину, как летучая мышь из ада, и доставляет нас на стадион в рекордное время.
"Плоское колесо", - говорит он тренеру, которая сидит в своем офисе с Рико и Джасом, прежде чем она успевает спросить, где мы были и почему опоздали на сорок пять минут. "Очень жаль", - говорит он, дважды постучав в ее дверь. "Раньше такого не было, больше не повторится".
Я киваю. "Извините, тренер".
Она смотрит между нами и сжимает зубы. "Ага. Тащите свои задницы туда".
"Да, тренер". Я отдаю ей честь, пока Гэвин тащит меня за дверь, по коридору.
"Ты в порядке?" - спрашивает он.
Он опирается на левую ногу, слегка прихрамывая. Я смотрю, как он идет, беспокойство стягивает тревожные полосы вокруг моей груди.
"Бергман", - окликает он.
Я поднимаю голову. "Да, я в порядке. А ты?"
Он оглядывается через плечо, в его взгляде что-то яростное, огонь, который гаснет, как только мы устанавливаем зрительный контакт. "Я в порядке".