Это сказано с окончательностью. Тоном, который говорит: не перечь мне в этом. Как будто он знает, что я знаю о каждой его болячке, к которой я прикасались, о каждом движении, когда он вставал с кровати, которое заставило его поморщиться и с шипением вздохнуть, прежде чем он бросил обратно горсть ибупрофена, проглотил их насухо и заставил себя двигаться быстрее, чем я знал, что он хотел.
Я не понимаю, как кто-то, чье тело так явно болит и страдает, заставляет себя выходить на это поле и бежать через такую боль, сталкивать тела, принимать на себя захват, заставлять себя бешено ускоряться в середине поля.
Я беспокоюсь за него. И судя по его сердитому взгляду, который он бросает на меня, когда ловит мой пристальный взгляд, Гэвин это знает.
"Подними глаза", - резко говорит он, открывая дверь в раздевалку. "Сосредоточься".
"Мне не нужно, чтобы ты говорил мне сосредоточиться на моей гребаной работе, Хейс".
Слабая ухмылка трогает его рот. "Хорошо."
Он следует за мной в комнату. Я оглядываюсь. "Разве ты не должен был встретиться с Дэном и Марией? Получить свой предматчевый настрой?"
Он кривит губы, проходя мимо, игнорируя меня. Санти следит за ним, задает вопросы, Итан тоже. Они так явно смотрят на него, хотя он пугает их до смерти. Он обладает этой мгновенной магнетической силой авторитета. Я наблюдаю, как он слушает, отвечает на вопросы, успокаивает их в своей резкой, бесцеремонной манере.
Когда он замечает, что я наблюдаю за ним, он вскидывает бровь. Я отворачиваюсь. И тогда я говорю себе, что пришло время облачиться в костюм и надрать задницу на поле.
Я играю в лучший футбол в своей жизни. Несмотря на то, что защитники противника почти постоянно обстреливают меня, у меня два гола и одна передача, а мои ноги легче воздуха.
Очевидно, мне следует чаще заниматься сексом перед игрой.
Мы находимся на восемьдесят пятой минуте, когда эта мысль приходит мне в голову - впервые я подумал о Гэвине в таком ключе с тех пор, как мы вышли на поле. Я не отвлекался, не чувствовал, что меня тянет к нему, не зацикливался на нем или на этом утре, ни на чем, кроме игры, разворачивающейся вокруг меня, и моей обязанности сделать ее победной.
Еще нет, шепчет голос внутри меня. Но это лишь вопрос времени, пока он не взорвется тебе в лицо.
В первый раз я оглядываюсь на середину поля и сразу же замечаю Гэвина. Ветер откидывает его волосы назад, открывая суровые черты лица, суровые брови, аккуратную бородку, темные глаза с золотым оттенком, когда солнце купает его в своих лучах. Он выглядит взбешенным - он всегда выглядит взбешенным во время игры, - но я знаю, что он просто безжалостно сосредоточен.
Я тоже.
Я точно знаю, где находятся мои нападающие, где вратарь позади меня, когда я рассекаю поле, а Гэвин отдает идеальный пас в мою сторону. Боже, его точность просто поражает. Мяч пролетает прямо мимо моих ног, когда я закрываю защитника, а затем вылетаю вперед, ловлю мяч на лету и устремляюсь к воротам.
Я чувствую его еще до того, как вижу периферийным зрением: он несется по полю, прокладывая себе путь мимо защитника, который безрезультатно отбрасывает его плечом. Парень отскакивает от него, когда Гэвин смещается вправо, открываясь для паса, который я посылаю в его сторону, а затем одним касанием забрасывает мяч в ворота.
Облегчение пронизывает меня. Мы заработали сегодня много голов, но, к сожалению, и наш соперник тоже. С этим голом мы сократили отставание. Теперь мы уступаем всего один мяч.
Я не могу удержаться от широчайшей улыбки, когда стадион взрывается, когда команда наваливается на Гэвина. Он отпихивает их, одного за другим, но он взъерошивает им волосы, добродушно отпихивает. И когда он смотрит на меня, он улыбается.
"Охуенно", - говорит он, притягивая меня к себе, лоб в лоб, прежде чем отпихнуть меня. Жест гордости, связи, который заставляет мое сердце колотиться в груди.
Я опускаю глаза на свои бутсы, когда он проходит мимо меня, глубже на нашу сторону, готовясь к старту, но я не могу избавиться от счастья внутри меня, озаряющего меня. Это такая радость, которая наполняет меня от макушки головы до кончиков пальцев ног, которая заставляет кончики моих пальцев гудеть и посылает толчки нервного, головокружительного адреналина по моим венам. Я чувствую себя на вершине мира.
Именно поэтому еще более неприятно, когда всего через тридцать секунд, когда я выхожу на защиту нашего противника, мерзкое ругательство прорезает воздух и пробивает эту счастливую ауру. Я не в первый раз слышу это слово. И, к сожалению, по всей вероятности, не в последний. Однако от того, что я примирился с этим фактом, легче не становится. Защитник, который это сказал, резко бросает в меня плечом после передачи мяча, усмехается, пробегая мимо меня и оглядываясь назад.