Анна. Я обожаю холодную пищу, только не осенью! Не в октябре. Я обожаю холодную пищу! Но не в середине октября! В июле холодный паштет очень даже освежает.
Маргарета. У нас каждый звук слышен.
Хенрик. Это половица скрипнула.
Маргарета. Это твоя мать закашлялась. (Показывает.) Видишь, стекло запотело.
Анна (тоже показывает). Это твоя мама.
Хенрик. Давным-давно.
Анна. Удивительно ясный взгляд.
Хенрик. Хм.
Маргарета. Очень ясный. Таким он бывает, когда в голове муть. На днях она рассказывала мне, что по утрам ходит на аэробику.
Хенрик. Мама?
Эва. А я ем что попало.
Анна. Мертвые возвращаются... «Когда мы, мертвые, пробуждаемся».
Маргарета. Да нет, я о соседке. А дети остаются одни. (Эве.) Вот именно.
Хенрик. Это очень вредно.
Маргарета. А ты ведь так прекрасно готовишь.
Анна. Мне приходится следить, чтобы Йон хорошо питался.
Эва. Я только успеваю перехватить холодный гамбургер.
Анна. Он должен по вечерам получать полноценный ужин. Хотя он опять начал толстеть.
Маргарета (Эве). Но это безумие.
Анна. У него тело дряблое — от отца.
Эва. Расплата это, что ли? У меня нет времени жить нормальной жизнью.
Анна. Тебе и платят соответственно.
Эва. Я довольна, не жалуюсь.
Маргарета. А я обычно ужинаю с Хенриком, когда он приходит с работы. Короткие минуты, когда можно расслабиться. И это так приятно.
Эва. Вообще-то, по-моему, вино — гадость, но я стараюсь себя приучить.
Хенрик. Обычно я прихожу домой в полседьмого.
Анна (Эве). У вас денег — не огребешь.
Эва. Как сказать.
Анна. У вас с Матиасом. Все, что можно купить, у вас есть.
Эва. У нас хватает денег, чтобы хорошо себя чувствовать.
Маргарета. Как это ни глупо, но Хенрик всегда кричит, нет, сколько я знаю, голоса он никогда не повышает, но еще из прихожей несется: «Ау, это я... я дома». А кто еще это может быть, хотела бы я знать. Но я стараюсь к этому времени переделать все домашние дела и сама быть в форме, чтобы за ужином пропустить рюмочку хереса или виски.
Хенрик. Маргарета любит выпить рюмку хереса перед едой.
Анна. Вилла в Стоксунде, которая стоит чертову прорву денег, «Альфа Ромео» и «БМВ».
Эва. Ты забыла газонокосилку.
Анна. Точно, мебель только от Буковского или из «Свенск Тен», персидские ковры, бидермейер, а одежды столько, что с души воротит.
Маргарета. А ведь как подумаешь, Хенрик, нам и вправду очень хорошо. Ты согласен? (Короткая пауза.) Безусловно. Вот я сама и ответила. По крайней мере, мне. Думаю, я стану настоящей отшельницей, на все буду иметь свой собственный взгляд, не считаться с тем, что думают другие, и покончу с ролью счастливой жены и матери. Если я буду здорова, смогу весь остаток жизни прожить на Уте, бродить в одиночестве по берегу да камушки перевертывать — ничего мне больше не надо. Но это я заслужила. Кое-что ведь зависело и от меня...
Эва. Что именно, мама?
Маргарета. Что у нас такие способные дочери.
Эва. Как сказать.
Анна. Способные?
Маргарета. Конечно, я так считаю. Я считаю, что вы очень способные, обе. Не понимаю, как ты все успеваешь. Дом, друзья, ответственная работа, и ты еще находишь время каждую неделю бывать у нас.
Эва. Я всегда очень тщательно планирую свой день.
Анна. В отличие от меня.
Маргарета. Кое-что зависело ведь и от нас, правда, Хенрик? Мы вас выпустили в жизнь с хорошими навыками.
Анна. Мои дни обычно планируют другие.
Хенрик. В каком смысле?
Маргарета. Наши девочки росли в спокойной и гармоничной обстановке.
Анна. Где смерть, там всегда покой.
Маргарета. Я знаю, что, по крайней мере, Эва со мной согласна, она провела счастливые, безмятежные детские годы — здесь... с нами... с тобой и со мной...
Анна. Как же.
Маргарета. Здоровая, спортивная, благополучная семья, слава Богу, никаких ссор и проблем... Но что ты имеешь в виду под «спортивной семьей», Эва?
Эва. А разве я это сказала?
Маргарета. Можно ли нас назвать спортивными? Конечно, мы, как и другие семьи, совершали далекие прогулки, купались, но вот насчет спорта... Хенрик, может, вы с Эвой тайком занимались каким-нибудь спортом? Впрочем, да, ты водил ее на этот... на гандбол, а может, в балетный кружок... или это Анну?