Маргарета. Господи! Ты не должна просить милостыню.
Анна. Еще бы, в вашем кругу это не принято... Но у меня сын, которого каждый день надо кормить и которому нужен проездной билет, чтобы не тащиться в школу пешком по холоду. К тому же и обувь у него каши просит.
Хенрик. Почему ты не обращаешься к нам?
Маргарета. Вот именно.
Анна. А вы где?
Хенрик. Если ты без денег, почему ты не попросишь у нас?
Маргарета. Отец может выписать тебе чек. У меня вся морозилка забита продуктами! Но ты же ничего от нас не берешь!
Анна. Премного благодарна. Меня одарят какой-нибудь черной ондатровой шубой из бабушкиных обносков сороковых годов.
Маргарета. При желании ты могла бы ее перешить!
Анна. А что мне делать с отбивными из старой лосятины, если я готовлю на двух конфорках? Кретинизм сплошной! Да еще ваши дурацкие расспросы о том, куда подевались деньги, которых у меня сроду не бывало... Нет, лучше уж стоять и петь в подземном переходе на Свеавеген.
Маргарета. Заставить тебя мы не можем.
Анна. Но хотели бы.
Хенрик. Ты знаешь, что в трудную минуту всегда можешь обратиться к нам. Для чего еще нужны родители?
Анна. Вот и я себя о том же спрашиваю.
Эва. У тебя есть еще и я.
Анна. Спасибо, спасибо.
Маргарета. Деньги на проездной билет мы уж во всяком случае имеем право подарить внуку.
Анна. Делайте как знаете... но я дико устала вечно слушать о том, сколько я уже от вас получила.
Маргарета. А теперь ты просто порешь чушь.
Анна. Вы всегда клоните к тому, что я сама во всем виновата.
Маргарета. И несправедливую.
Анна. Никогда я не обращусь к вам за помощью. (Короткая пауза.) Может, я потребую уйму всякого другого, но помощи — никогда.
Хенрик. Почему ты так говоришь?
Маргарета (огорченная). Очень печально.
Анна. Сначала она хочет, чтобы я брала у нее вещи, которые мне ни к чему, шубу, старые замызганные украшения, фен пятидесятых годов и прочий хлам, который вы из жадности не выбросили на помойку, а потом я всю жизнь должна млеть от благодарности.
Хенрик. Сколько тебе нужно? (Пауза.) Именно сейчас. Двух сотен ведь, наверно, маловато.
Анна. Конечно, мало. Я экономлю на всем. Два года не покупала Йону ничего из одежды. Он донашивает обноски своих товарищей. В этом году я уже три раза была в Отделе социальной помощи.
Маргарета. И что они говорят?
Анна (Эве). Господи... Да она с Луны свалилась.
Эва. Му God!
Маргарета. А ты не можешь подыскать себе работу получше, чтобы не приходилось вот так?..
Эва. Работы сейчас сколько угодно.
Хенрик. И хорошей работы.
Эва. Хорошей работы, которая плохо оплачивается.
Анна. У меня есть работа! Я официантка! Я вкалываю по девять часов в день...
Маргарета. Но, видимо, этого мало, если тебе приходится ходить в Отдел социальной помощи и просить мило... поддержки.
Анна. Мне нужна именно такая работа, чтобы не опоздать за Йоном на продленку. Иногда, если я работаю до восьми, я даже беру его с собой в ресторан... Да еще я пытаюсь писать по вечерам! У меня нет выбора! У меня — нет! Есть люди, у которых есть выбор, а у меня — нет! Ты что, не понимаешь?!
Хенрик (успокаивая). Но Анна... Анна... не надо.
Анна. Вы что, вообще ничего не сечете?.. Идиоты несчастные!
Эва. Не ори.
Анна. Идиоты!
Пауза.
Анна. Простите... Просто я жутко обозлилась.
Хенрик. Видим.
Эва. Ты пишешь?
Маргарета. Да.
Эва. Что именно?
Маргарета. Пьесу. Она начала писать пьесы.
Эва. Вот как? Занятно.
Анна. Откуда ты знаешь?
Хенрик. Что ты пишешь?
Эва. А разве не занятно?
Анна. Что пишу? Одну чертову радиопьесу.
Эва. О чем же?
Анна. Я бы давно уже закончила, если бы не эта вечная запарка.
Маргарета (о фруктах). Уф! Еще один съела... До чего же я слабовольная.
Анна. Мне еще многому надо учиться, но я знаю, что могу. Я буду писать хорошо, черт меня возьми!