Эва. У тебя череп красивый.
Маргарета. Фу, что ты говоришь! Я ведь еще не умерла.
Эва. Да нет же, мама, ты прелесть. У тебя такое строение черепа, что ты никогда не будешь выглядеть ни усталой, ни старой.
Анна. Ворон каркал да и докаркался.
Хенрик. Это правда.
Маргарета. Брр!..
Эва. Ты все больше становишься похожей на Кэтрин Хепберн.
Маргарета. На Хепберн? Она ведь так умна, энергична, остроумна.
Анна. И глуха.
Маргарета. Я преклоняюсь перед ней. Вы вправду находите, что я на нее похожа?
Хенрик. Глупа? Нет, нет, она вовсе не глупа.
Анна. Скорее на Спенсера Треси.
Маргарета. В каждом из нас есть капелька тщеславия.
Эва. А вот папа начал толстеть, у него наметился животик.
Анна. Не каждому везет на биологическую мать, которая моложе своих дочерей.
Маргарета. Как не появиться животу, если ты целыми днями сидишь на стуле, заглядывая в чужие уши и горло.
Пауза.
Эва. Мама.
Маргарета. Да.
Анна поднимает из-под стола газету, начинает ее листать.
Эва. Эти стулья кое-где пообтерлись.
Маргарета. Знаю... Только не знаю, что с ними делать.
Эва. Сменить обивку.
Маргарета. Пожалуй, так и сделаю.
Эва. Когда-нибудь.
Анна (читает вслух). Клуб «Гейша»...
Маргарета (Хенрику). Спроси Анну, не хочет ли она еще немного портвейна.
Анна. Никому я не нужна... А не стоит это ни гроша.
Хенрик. Анна! Хочешь еще портвейна?
Анна. Почему бы нет?
Эва. А по-моему, портвейн гадость.
Анна. Вообще-то, мне надо похудеть, но все равно спасибо.
Маргарета. Похудеть?
Хенрик. По-твоему, тебе надо похудеть?
Анна. Да, у меня склонность к полноте. Все зависит от душевного состояния.
Маргарета. Но ведь... Ты всегда была такой худенькой.
Анна. У меня всегда была склонность к полноте.
Маргарета. У тебя такое же сложение, как у нас с Эвой.
Анна. Я всегда была эдаким бочонком.
Маргарета. Ничего подобного.
Хенрик. Вот, Анна, пожалуйста.
Анна. Я всегда была самым настоящим бочонком.
Маргарета. Ничего подобного.
Анна (с подчеркнутым дружелюбием). Я была жирной свиньей. В школе меня дразнили жиртрест.
Маргарета. Да ты же никогда ничего не ела. Как ты могла быть жирной? Хенрик!
Эва (вяло). Наталия... Александровна...
Хенрик. Да.
Анна. Дома не ела... Зато наедалась в гостях у сверстников. Жареной картошкой, рыбными палочками под майонезом — словом, всякой вредной дрянью.
Маргарета. Ты в эти годы страдала полным отсутствием аппетита.
Анна. И она мне нравилась... вся эта дрянь, garbage[22].
Маргарета. Если мне память не изменяет.
Хенрик. А я не помню.
Эва. Нет, это не она.
Хенрик. Не помню, так это было или не так.
Маргарета (Хенрику с неожиданной агрессивностью). Еще бы, откуда тебе помнить. Ты никогда не принимал участия в жизни семьи!
Эва. Это у меня не было аппетита. Правда, недолго.
Маргарета. Разве в кои-то веки в День всех Святых брал детей на воскресную прогулку в Юргорден.
Хенрик. Почему именно в День всех Святых?
Анна. «Когда мы, мертвые, пробуждаемся».
Маргарета. Да, нечасто это случалось!
Хенрик. Вот как!
Маргарета. Во всяком случае, это я водила Анну к электричке... к психоаналитичке, хотела я сказать.
Эва. Удивительно... Куда ни глянь, сплошной Фрейд.
Маргарета. Уж поверь мне.
Анна (забавляясь). Да, ты водила, но при этом отстраняла от себя все, что там выходило наружу. (Передразнивая.) Ах, какая очаровательная женщина, говорила она мне.
Маргарета. Так или иначе, я тебя к ней водила... Водила... Хотя не уверена, пошло ли это на пользу. Но ты сама меня об этом просила. Вот я и пошла. Могла бы получить за это хоть каплю благодарности.
Анна. Все равно, что там ни говори, а я была настоящий маленький бочонок. Погляди фотографии, которые на комоде.