Несколько раз маэстро поднимал глаза на Хэсса в немом изумлении. Хэсс пока не мог однозначно истолковать реакцию нового знакомого литератора. Льяма так глубоко погрузился в рукопись Одольфо, что забыл даже о присутствии прекрасной девы в бордовых сапогах и короткой юбке.
- И как, маэстро? - Маша проявила больше нетерпения, чем Хэсс, который решил дождаться, пока маэстро сам выскажет свои впечатления.
- Как? Это нечто действительно нетленное, мои молодые друзья, - в голове у драматурга начали крутиться различные варианты сюжета в дополнение к тем, которые прописал Одольфо. - Так вы были давно знакомы?
- С Одольфо? - уточнил Хэсс. Льяма кивнул. - Нет, что вы, маэстро. Я познакомился с ним во время нашей поездки в Фестивальный. Но, как вы знаете, мы так и не попали туда. Маэстро Одольфо написал прекрасную выразительную вещь, которую труппа очень полюбила. Ее недавно играли. Вы же были. Так вот, мы познакомились совсем недавно. Маша дольше с ним была знакома.
- Маша, а вы давно знали маэстро?
Девушка кивнула.
- Тогда позвольте вас спросить, - продолжил маэстро Льяма. - Скажите, почему мой друг Одольфо оставил эту рукопись именно Хэссу?
Хэсс молчал, ожидая, что ответит Маша на вопрос маэстро.
- Знаете, маэстро Льяма, я думаю, что не ошибусь, предположив одну вещь. Дело в том, что в нашем пути Хэсс несколько раз проявил себя, как сильный, обязательный и везучий человек. Такие вещи очень остро чувствуются творческими людьми. Я думаю, что маэстро Одольфо именно поэтому оставил рукопись Хэссу. Он верил, что тот все устроит, и его рукопись увидит свет.
Как Хэсс не покраснел, он потом объяснить не мог. Хэсс не подозревал, что Маша задумывается над такими вещами.
- Спасибо, прекрасная Маша, - Льяма и сам в этом был уверен.
- Так что вы думаете об этом? - Хэсс решил, что пора бы вернуться к сути вопроса.
Льяма некоторое время помолчал, обдумывая, что можно сказать этим людям. Прежде чем начать говорить, он поправил на себе рубашку, застегнул, расстегнувшийся манжет.
- Это немного ненормальная нетипичная вещь. Такое ощущение, что Одольфо пытался залезть в шкуру этого парня Судзуками. Как автор, я могу сказать, что залезть в шкуру и написать, что чувствует эта самая шкура, а еще что она думает, это большой труд. Одольфо выбрал для этого примечательную или наоборот непримечательную личность. Но его задумка интересна и нетривиальна. Вам, молодым людям не понять, что мы старые многое видели, во всех шкурах поперебывали. Пропустили только подобные экзотические шкурки. Вот поэтому, труд маэстро Одольфо может, да и точно станет, грандиозным и успешным. Только здесь едва треть его вещи. Он, конечно, написал о дальнейшем развитии событий, но этого недостаточно. Все здесь необходимо дорабатывать.
- Маэстро, а что вы решили? - Хэсса порадовало, что маэстро Льяма не счел этот труд глупостью. Иначе, он бы не стал над ним работать, а так есть шансы уговорить маэстро приняться за продолжение Судзуками.
Льяма опять замолчал. Хоть он и вел весьма свободный образ жизни, но та же жизнь его научила осторожно брать на себя какие-либо обязательства.
- Хэсс, я возьму вашу, вернее рукопись Одольфо, я попробую подумать и доработать ее. Но вы должны четко осознавать, что я привнесу в нее много своего, возможно даже как-то изменю сюжетные линии. Это очень важно, Хэсс. Вы тоже, как исполнитель воли Одольфо, должны быть уверены, что отдаете его творения в правильные руки, иначе ни вам, ни мне покоя не будет, - предостерег маэстро Льяма. - Так же я прошу вас ничего пока не сообщать своим знакомым. Такие вещи любят тишину. Вы меня понимаете? Для вас, Маша, это тоже моя просьба.
Девушка опять кивнула.
Пришла очередь Хэсса задуматься над ответом:
- Я отдаю в ваши руки рукопись и все материалы Одольфо с надеждой и верой, что вы сможете все сделать, если не так, как надо, то так, как правильно. Я надеюсь получить один экземпляр творения в качестве подтверждения моих слов. А еще я благодарю вас, маэстро Льяма. Я ощущаю, что сделал верный выбор.
- Благодарю, - растрогался маэстро. - Я заберу все это с собой. А теперь моя очередь просить вас, молодой человек.
- Что вы хотите?
- Я бы попросил вас полететь со мной во дворец. Болтуну вероятно понадобиться помощь в приготовлении лекарств, а придворного лекаря котяра ободрал, как дерево в саду. Министр Язон - мой отец, и ему стало плохо.
- Хорошо, - Хэсс был настолько благодарен маэстро, что, не раздумывая долго, отправился с ним и во дворец.
Во дворце разыгрывалась драма, не уступающая в накале страстей походу Вуня и Милагро в Клубное Кафе. Первый и единственный министр Язон лежал в своих покоях. Шторы были задернуты, окна закрыты. Министр жалобно постанывал при каждом выдохе. Кот Болтун сидел у него в ногах на кровати и смотрел на дверь, не мигая. Внук министра Сентенус сидел на жестком стуле рядом с кроватью и держал деда за руку.
- Деда, ну, что с тобой такое? - в очередной раз спрашивал Сентенус.
Язон лишь стонал, не поясняя причин своей боли.
Также в покоях находилось еще трое. У одного из окон, выходящих в внутренний двор, отирался придворный лекарь. У него были забинтованы обе руки после нападения кота Болтуна. Они сильно поспорили на почве лечения первого министра Язона.
Также по комнате метался Бабайх, который собирался накормить Сентенуса и как-то подготовить к тому, что он может потерять любимого деда. Но сам Сентенус никого не стал слушать, а прошел прямо к министру.
Завершал картину страданий по плохо чувствующему себя министру Язону, казначей Мортирос. Мортирос тревожился за состояние первого министра, и сидел на диване, заламывая руки, а временами посматривая то на дверь, то на министра в кровати.
Наконец, двери открылись и в покои зашли двое. Маэстро Льяма нес в руках мешок с вышитыми знаками. Этот мешок дал ему Хэсс. Вторым в покои зашел сам Хэсс. Лично его знали Сентенус и кот. Мортирос же сообразил по описанию, кто их навестил, но вида не подал. Министру Язону было глубоко наплевать, кто ходит по его покоям. Все его сознание занимала боль.
Маэстро Льяма принялся быстро выкладывать на столик у кровати все то, что дал ему Хэсс. Кот Болтун все также сидел на кровати, только теперь повернул голову и смотрел на столик.
- Ты смотреть будешь? - Маэстро Льяма спросил кота.
- Я занят, - супротив обыкновения Болтун говорил тихо и степенно. - Я его держу.
- Что делать? - это уже Сентенус отпустил руку деда и встал к столику с мешочками.
- Пусть Льяма держит отца, - сразу же повелел кот. - У меня не столько сил, да и это мне не родное занятие, так держать от смерти.
Льяма не задавая вопросов, не выражая сомнений, уселся на место Сентенуса и взял холодную руку отца.
- У тебя дара нет, - кот пристально посмотрел на Сентенуса, - пусть он, - здесь кот мотнул головой в сторону молчавшего Хэсса.
Льяма глянул на Хэсса, тот без отнекиваний подвинулся к столику.
- Что делать?
Кот втянул воздух, растопырив усы.
- Значит, бери вон тот синий мешок, сыпь на серебряную тарелку треть ладони. Потом возьми маньоню, да не в этом мешке, а в том с вышивкой желтым, - командовал дальше кот. - Так, сколько ее там? Сыпь половину, нет лучше все. Сыпь, не бойся. Теперь вон тот мешочек, который завязанный двойным узлом. Там что? Дай нюхнуть. Ага, семилистник. Его сыпь семь листов. Нет, не сыпь, а разложи по краям тарелки. Так, дальше....
Хэсс насыпал по указаниям кота странную смесь. Он и сам не знал этого рецепта. Все мешочки были использованы.
- Это старый рецепт, - информировал Болтун. - Даже покойника можно поднять, если с умом.
- Теперь что? - Хэсс отодвинул в сторону мешочки.
- Теперь все это поджигай и тащи деду в голову, чтоб окурить его дымом, - велел кот. - Можно было и сварить, но это все займет полдня, а дедуля окочурится.