- Пойдем, - Илиста вздохнула. - Мне так приятно гулять, слушать музыку. Во истину праздник Тримузыки вселяет покой и надежду в души людей.
- Пойдем, - Инрих сегодня оделся очень легко. Ради праздника он был во всем желтом. Илиста же радовала прохожих максимально короткой юбкой, и коротким топом кремово-серебристого оттенка.
Они прошли до самого конца улицы Славных Королей, но актриса так и не начала разговора, ради которого встретилась с Инрихом. Тот ее не торопил. Столько лет общения, дали ему понимание, что с актрисой происходит что-то важное, о чем она стремится рассказать, но не находит слов или не может собраться с силами.
- Давай пройдем по улице Черных кодров, - предложил Инрих.
- Черных кодров? - Илиста не слышала о такой улице.
- Так переименовали улицу Грозных туч. Говорят люди подали прошение королю. Тот подписал, так и появилась улица Черных кодров. На ней живут два десятка черных, как ночь, кодров. На этой улице стоят башни ремесленников по коже и обуви.
- Да? - Илиста позабавилась, как быстро распространилась мода на все связанное с кодрами.
- Да, - Инрих повел подругу по улице Черных кодров. Деревья давали тень, ветер дарил прохладу. - Дома все хорошо?
- Нормально, - актриса ответила так, что Инрих ей поверил. Дома у нее действительно все хорошо. Значит ее тревожит что-то другое.
- Хэсс? Саньо? - попробовал угадать Инрих.
- Хэсс? Саньо? - в свою очередь удивилась Илиста. - Ты чего про них вспомнил?
- Да, так. Просто Саньо женился на своей воительнице, - Инрих постарался, как можно легкомысленнее замять тему.
- А Хэсс? - Илиста с улыбкой и теплотой на сердце вспоминала старого знакомца.
- Хэсс тоже живет неплохо. Книгу выпустил, выполнил последнее желание Одольфо, - Инрих рассказал о триумфе "Судзуками: история выбора". Илиста посмеялась. - Так что же тебя тревожит, моя дорогая?
Они еще немного прошли, Илиста решилась и начала с самого главного.
- А ты не хочешь поехать на Фестиваль?
- Ух ты! - Инрих поразился. Он не ожидал, что разговор зайдет именно об этом. - А ты, что думаешь, что пора?
- Понимаешь, мне как-то обидно, что мы там не были, - актриса заговорила немного сбивчиво. - Мы не реализовали столько возможностей.
Инрих засмеялся.
- Во-первых, фестиваль еще не скоро. А во-вторых, ты похоже думаешь, что мы упустили столько возможностей. Теперь то с кодрами в постановке мы обязательно должны получить признание на Фестивальном, - ответил он.
Илиста посмотрела на него чуть укоризненно, но долго не выдержала, тоже рассмеялась.
- Ты прав. Я думаю, что у нас бездна возможностей...
- ... и надо их использоваться, пока никто другой этого не сделал, - закончил Инрих.
- Да, - Илисте стало легко на душе. Она высказалась, и ее предложение не было немедленно отвергнуто. По своим странным соображениям актриса решила, что в Фестивальный должны поехать все те, кто не доехал в тот раз.
- Я бы на твоем месте не спешил, - Инрих постарался изложить свое мнение, как можно мягче.
- Почему? - она открыла свои прекрасные глаза очень широко.
- Потому, что надо, чтобы к этому привыкли. Хорошо было бы обкатать представления с кодрами и новую музыку до привычки. Актеры теряются, кодры теряются, авторы теряются, зрители тоже теряются. Ты должна понимать, что не ты будешь главной, а возможно - кодры. Ты готова уступить свое место. Если ты просто привлечешь кодров к статичным сценам, это ничего не даст. Попробуй сыграть драму или комедию с ними.
Они еще долго гуляли, обсуждая детали, вопросы, частности.
Наверное, судьбе тоже нравился праздник Тримузыки потому, как она соизволила улыбнуться на мечты Илисты и послать шанс. Именно улыбнуться, а не состроить гримасу. Илиста и Инрих расстались на улице Золотых Ветвей. Инрих отправился к Лаврентио. Илиста же пошла домой. Легко ступая по цветной плитке, актриса напевала про себя последнюю понравившуюся ей песню о лесных ягодах и сладких поцелуях.
- Простите, - на нее наскочил ужасно нелепый субъект в очках, с кучей бумаг в руках и за пазухой.
Женщина остановилась, проверяя все ли с ней в порядке. Этот тип пребольно наступил ей на ногу. Но он привлекал внимание своей несуразностью. Никто бы не додумался напялить на себя праздничные вышитые штаны с куском мятой ткани вместо рубашки.
- А что случилось с одеждой? - актриса пожелал это непременно узнать. Субъект передернул молодецкими плечами, поднял руку правую руку и заглянул себе подмышку. Нелепость была и в том, что он хорошо сложенный физически выглядел слабым.
- Понимаете, - мужчина уставился на актрису во все глаза. - Я потерял праздничную вышитую рубашку, а вторую у меня забрали еще два дня назад. А так идти нельзя, еще бумаги падают, вот замотал простыню.
- Вы бы ее хоть стирали, - фыркнула актриса. Ткань, идентифицированная, как простыня, выглядела не стиранной никогда в ее долгой-предолгой жизни.
- А что - надо? - субъект действительно удивился.
- Если вы на ней спите, то конечно надо, - актриса поняла, что не расстанется с этим типом, пока не узнает кто он такой и почему он такой ненормальный.
Субъект подумал и выдал следующий ответ, чуть было не лишивший Илисту веры в людей.
- Понимаете, я на ней не сплю, а сплю на полу. На ней спит Мифодий, а он стирать не будет потому, что не умеет.
- О! - Актриса с жалостью подумала об этом самом Мифодии. Субъект продолжил свои шокирующие пояснения.
- Я тоже не умею стирать, поэтому и сплю на полу.
- О! - Здесь актриса поняла, что пора прекращать разговор на стиральную тему. - А что это за бумаги?
Субъект сменил извиняющийся взгляд на благодарно-восторженный:
- Это новый роман с преступлением на почве страсти, - признался тип. - Я Гамави.
- Вас зовут Гамави? - переспросила Илиста.
- Нет, - субъект постарался повторить медленно. - Я Ягамави. Мое имя такое - Ягамави.
- Понятно, - актриса первый раз услышала столь странное имя. Даже имя Богарты теперь выглядело вполне обычно. Ягамави похоже на имя далеких диких народов. Но уточнять почему этого субъекта назвали так странно, она не стала. Ягамави же стал говорить об этом совершенно привычно, поясняя свое имя.
- Ягамави это имя дала мне бабушка. Она глухая, и когда приходил староста они не поладили. Оба были уверенны, что обидели друг друга, староста не стал записывать мое имя в деревенскую книгу имен. Бабка тогда прокралась темной ночью и вкарябала туда Леонид, но староста прочитал, как Ягамави. Я потом и сам смотрел, когда вырос. Там можно читать, как угодно. Староста отомстил, а я так и остался Ягамави. Зато меня всегда можно отличить, если позвать, - гордо закончил названный Леонидом-Ягамави.
У актрисы было мнение, что это типа можно отличить от других даже без странного имени, но обижать его она не стала. Илиста предпочла вернуться к вопросу бумаг.
- Говорите, что это роман о страсти? А какое там преступление?
Ягамави стал перекладывать листы из одной руки в другую. Наконец, он определился и решил, что их надо засунуть под самодельную из простыни рубашку. Эта конструкция не выдержала издевательств, узелки развязались, булавки раскололись, листы полетели по улице.
- Лови! - фальцетом закричал автор Ягамави.
Актриса принялась проворно собирать летящие по улице листы. Им повезло, разлетелось из общей пачки всего штук десять листов, остальные автор успел удержать в своих неверных руках.
- "Краденый кодра" Ягамави, - прочитала Илиста на одном из листов, которые теперь держала в руках. - Кодра? Это о кодрах?
Автор, не выпуская из рук листы, принялся тереть нос. Из под торчащих бумаг Илиста не видела глаз этого типа.