Эксперименты на мышах и на морских свинках продолжались все два года, вплоть до последнего времени. Поначалу отрабатывали методику, потом совершенствовали аппаратуру. Очень много времени у них отняла градуировка шкалы времени, причём Игорь до сих пор не был уверен, что шкала соответствует действительности, ведь работать пришлось на маленьких отрезках времени, не более нескольких дней. Свинка или хомячок ведь не могут сами управлять установкой и вернуться обратно, поэтому приходилось пересылать их лишь вблизи точки текущего времени.
Относительно перемещения в будущее всё оказалось достаточно просто (конечно, внешне): в момент включения установка исчезала, чтобы через положенное время, на какое было установлена шкала, возникнуть вновь на том же самом месте.
Гораздо запутаннее выглядело, когда пробой направлялся в прошлое: ни с того, ни с сего на столе (поначалу установка была настольной) рядом с обесточенной аппаратурой вдруг появлялась точно такая же, иногда с «пассажиром». Проходило какое-то время, и установка исчезала, одновременно с мышонком или там хомячком, причём исчезала, конечно же не сама, а когда её отправляли в прошлое. Причём не имело значения, где они находились, однажды Игорь взял мышонка на дачу и как раз подкармливал его залежавшимся сыром, когда тот с резким щелчком, похожим на выстрел, испарился. А перед этим всё существовало в двух экземплярах: и мышата, и оборудование. Вот только мышат друг с другом свести вместе никак нельзя было, они панически боялись друг друга. С другими мышами общались сколько угодно, а со своими двойниками - отказывались.
Конечно же, отправляли не «дубликат» установки с «дубликатом» мышонка, а оригинал. Двойник исчезал сам по себе в момент запуска.
Здесь возникало множество интересных проблем, как чисто технических или теоретических, так и общефилософского плана. На семинарах, затягивающихся допоздна, практически всё сводилось к попыткам интерпретации полученных результатов так, чтобы они не противоречили теории. Взять, например, проблему градуировки временной шкалы. Шкалу «в будущее» градуировать было несложно... установил интервал, запустил установку и засекай время, чтобы потом сравнить показания и, по необходимости, внести поправку. А вот относительно шкалы «в прошлое» дело обстояло значительно сложнее. Начать с того, что шкала была электронной, а не просто риски на рукоятке или там что подобное. Конечно, от возмущения полей в момент пробоя времени показания шкалы стирались, так что в момент «возникновения» по всем шкалам стояли нули. Градуировка в этом случае выглядела «наоборот», то есть вначале появлялся результат в виде «дубликата», засекалось время, а потом уже приходилось отправлять установку в прошлое, естественно, устанавливая по шкале зафиксированный отрезок времени.
Вот тут-то сложности и начинались! Существуют ли парадоксы времени? О классическом парадоксе (изобретатель отправляется в прошлое и убивает там своего дедушку, или, для верности, бабушку) речи пока не шло. Гораздо интереснее были маленькие, локальные парадоксики, вернее их наличие или отсутствие. Что характерно, два года почти непрерывных экспериментов так и не дали возможности сделать однозначный вывод, существуют эти парадоксы или нет!
Что, если между «возникновением» дубликата установки и её обратным запуском пройдёт один интервал времени, а на шкале перед запуском установить другой? Что, если вообще не делать обратный запуск, то есть дубликат появился, а обратно его не запускать? Ни на один из этих вопросов удовлетворительного ответа так и не было получено.
Иногда одновременно собиралось до трёх-четырёх дубликатов, и их приходилось потом рассылать обратно, чтобы они появились в нужное время, причём как-то оно так уж получалось, что в кажущемся хаосе для всех случаев время установленное и время фактического броска во времени совпадало. Игорь специально проверял по журналу. Он вспомнил случай, когда дубликат существовал уже полгода, а все запуски за это время ограничивались несколькими днями, так что Зорин нехотя согласился с утверждением что «парадокс есть», вот он - дубликат, который никто не запускал! А спустя ещё три месяца механик, отлаживавший какие-то приборы, осуществил запуск мало не на год - чтобы не мешать учёным, которые всё время туда-сюда на несколько дней отправляют то приборы, то мышей. Так что и этот парадокс лопнул, и остался один лишь достоверный случай, когда пробой осуществляли на большой срок, больше двух лет, и установка вообще исчезла. Но тут сам Зорин вспомнил, что помещение это в то время принадлежало лаборатории Алексеева, а у того могло затеряться что угодно, и никто даже не почесался бы, что за чудо тут появилось невесть откуда.
Кто-то из аспирантов пытался обосновать положение об отсутствии парадоксов при движении «вперёд», по ходу времени, но его подняли на смех - при самом переносе, действительно, ничего не происходит, никаких парадоксов, а откуда им взяться-то? Движение-то вперёд! Установка могла бы перемещаться в будущее, просто лёжа на складе. Но зато при возвратном движении, против хода времени, сложности выявляются в полной мере. И это далеко не всё: а что, если возвращать в прошлое не сам предмет, а его дубликат? А что, если...
И так до бесконечности. Ответ можно было получить, только отправив в прошлое людей.
5
Большую установку собрали, отладили и даже обкатали, поначалу без людей, затем с Янисом в качестве испытателя. Зорин строго настрого запретил, во избежание самой возможности каких- либо сбоев, устанавливать интервал времени для возврата отличающимся от интервала времени прямого броска. Всё работало безупречно, правда все перемещения были в пределах всего двух- трёх дней. Увеличивать интервал запретил всё тот же Зорин. Игорь считал, что тот перестраховывается, но Янис, в силу своей педантичности, скрупулёзно следовал указаниям шефа.
Положительные результаты испытаний «большого ЗЯМа», как назвали установку местные острословы по инициалам «Зорин- Янис-Митрофанов», привели всю группу в состояние перманентной эйфории. После первого же удачного запуска, в мастерской после работы собрался импровизированный банкет, на котором Зорин окосел с двух рюмочек и принялся рассказывать Людочке какую-то невнятную физическую теорию, время от времени прерываясь от неудержимого хохота - по его понятиям, это было невообразимо смешно. Татьяна Сергеевна уселась поближе к Игорю и ненавязчиво ухаживала за ним, передавая ему колбасу, сыр, помидоры чуть ли не раньше, чем он решал их взять. Она скоро убежала с вечеринки - мать что-то неважно себя чувствовала. Виктор прошёлся было на её счёт, что подсела к Игорю, но его резко оборвал Янис. Игорь почувствовал смущение, вместо благодарности за вмешательство. Невеста Яниса была подругой Татьяны, тоже местная, уроженка городка. Здесь все друг друга знали, сотрудников института городок ассимилировал в себе, и они вроде как бы стали местными, оставаясь всё же немножко наособицу из-за непонятных своих научных занятий.
В результате всеобщего душевного подъёма работы пошли ещё быстрее, а главное, что неудачи, по-видимому, совсем забыли дорогу в их группу.
В это же время вовсю шли дипломатическая переговоры по узакониванию результатов работы группы. Дело в том, что большой прыжок с людьми можно было осуществить лишь с разрешения директора института, с обеспечением максимально возможных мер безопасности. А для этого требовалось убедить множество начальников, что здесь не некий опасный фокус проводится, а идёт нормальная научная работа. Зорин дрогнул было, в лабораторию повалил поток любопытствующих экскурсантов, но Игорь добрался до директора, и их оградили от зевак. Комиссия, работавшая чуть не месяц, всё же дала разрешение на эксперимент, но с некоторыми, весьма существенными, уточнениями.