— И почему ты вообще выбрал столь сомнительную планету, как Нал-Хатта? Обычно все перебираются ближе к центральным мирам, если решаются таки покинуть дальние рубежи, — осторожно уточняет Кеноби, явно не желая спровоцировать новый приступ агрессии. Но Скайуокер, уже успевший остыть, на сей раз отвечает спокойно:
— Это те, у кого бабло имеется, перебираются. Я и сам хотел в военное училище поступить, да кому я там нужен-то — нищеброд? На Нал-Хатте же всем вообще срать, какое у тебя там образование. Ты главное работу выполняй и не задавай лишних вопросов.
— А те парни за тобой гнались, видимо, потому что всё же задал? — уточняет с усмешкой Кеноби, получая в ответ всё тот же тяжёлый взгляд. Впрочем, многие говорят Энакину, что взгляд у него сам по себе такой.
— Да не. Это другая тема. Я одному из них в сабакк триста кредитов продул… Ненавижу эту игру, вечно не везёт, все жульничают напропалую. Я тоже однажды пытался — спалили как младенца, еле ноги унес. Короче, денег таких у меня, само собой, нет, а отдать я их должен был до конца месяца… Прошлого месяца.
— Зачем же тогда играешь, раз не везёт? — уточняет зачем-то Оби-Ван.
— Ну, а вдруг рано или поздно выиграю?
Так они непринуждённо треплются ещё несколько часов кряду. Энакину редко когда удаётся вот так просто поболтать с человеком, а собеседником Оби-Ван оказывается на удивление интересным, плевать даже на эту высокопарную манеру говорить и держаться так, словно не с Нал-Хатты на Татуин летишь, а судьбу Галактики ежеминутно решаешь. Да и сам Кеноби поражается: что в нём такого, в этом Энакине? Шпана шпаной. Хаттским-матерным владеет лучше, чем общегалом. С понятием этикета незнаком от слова совсем, равно как и с чувством такта. Но слушать, когда он с увлечением говорит о чём-то, не мешает никакая обсценная лексика, а смотреть на его совершенно вдохновенную в такие моменты мордашку можно вечно.
Рассказать им обоим есть о чём. У обоих жизнь, какую не в каждом голофильме встретишь. Энакин с увлечением слушает пространные проповеди о Силе и её чудесах, но куда больше его цепляют рассказы о миссиях Оби-Вана в космосе и, как любого мальчишку его возраста, о сражениях. Оби-Ван же, привыкший к правилам и упорядоченной жизни Ордена, в свою очередь ощущает себя так, словно упускает нечто важное, служа на благо Республики и не имея права решать, как проведёт любой из дней собственной жизни.
— Пошли, покажу тебе освежитель и каюту, — бодро подскакивает Энакин, замечая, что Оби-Ван сонно трёт глаза и с трудом подавляет зевоту. — Только предупреждаю, спать мы будем по очереди — кровать у меня одна и она одноместная. Но чтобы ничего не трогал, когда моя очередь придёт — я корабль на автопилот переведу, — деловито предупреждает он в своей немного резкой манере.
Кровать — это скорее старый матрас и тощая подушка без постельного белья, а при виде изъеденного какими-то насекомыми одеяла Оби-Ван и вовсе морщит нос. Каюта примерно раза в четыре меньше аскетичной комнаты Оби-Вана в храме, и забита она похуже чем какая-нибудь подсобка с ненужным хламом. Иллюминаторы, судя по всему, никогда не протирались даже от пыли, стены сплошь заклеены плакатами с голыми тви’лечками и какими-то схемами для починки дроидов. Немногочисленная одежда свалена в углу одной кучей, венчает которую дырявый носок, явно оставшийся без пары. Глядя на все это, Оби-Ван решает, что, пожалуй, он не слишком-то и хочет спать — в крайнем случае можно будет подремать в пассажирском кресле. А вот от душа он бы не отказался, но что-то подсказывает ему, что в освежителе будет не лучше, чем в каюте.
— Да уж, условия у тебя тут, я скажу, не самые комфортные, — подмечает Оби-Ван, выкручивая кран в импровизированном душе, сделанном из чего-то, напоминающего канистру, и глядя на то, как чуть желтоватая вода стекает тонкой струйкой, а само устройство издаёт предупредительный шипящий звук, стоит ему попытаться прибавить мощность.
— А ты что, блять, за полкосаря кредитов хотел? Набуанский круизный лайнер? — саркастично интересуется Энакин.
— Твоя мама знает, что ты материшься? — щурится Оби-Ван, скрывая улыбку, но в глазах мелькают озорные огоньки.
— Не знает, — хмурится Энакин и забавно надувает щёки, выглядя ещё младше, чем есть — совсем ребёнком.
— А если я расскажу ей?
— Тогда это будут последние слова в твоей жизни, — огрызается Энакин, но беззлобно, шутя, и возвращается в рубку, откуда до Оби-Вана доносится ворчание: — Чтобы я ещё раз пустил джедай пуду на борт своего корабля!
========== 3. О гостеприимстве песчаной планеты ==========
Татуин, на чьей орбите они оказываются, не производит на Кеноби, всё-таки благополучно задремавшего в кресле второго пилота, никакого впечатления, когда он, сонно открывая глаза, глядит на него сквозь лобовой иллюминатор. С первого же взгляда Татуин полностью соответствует рассказам Энакина, но в целом — планета как планета, Оби-Ван видал и похуже.
— Заходим на посадку, — бодро отчеканивает Энакин, и Оби-Ван мысленно молится Силе, чтобы посадка эта не оказалась похожей на взлёт, на всякий случай пристегивая ремень безопасности, каковой у кресла первого пилота, в отличие от его, полностью отсутствует. — И готовим баблишко — с тебя восемьсот кредитов.
— Сколько?! — возмущается тут же джедай. — Мы договаривались на пятьсот!
— Пятьсот — за перелёт, — деловито поправляет подросток. — Плюс сотня кредитов за спальное место, сотня за дополнительные услуги, такие как душ, обед…
— Обед, ага, — фыркает Оби-Ван, вспоминая полузасохший бургер с мясом неведомого животного внутри и синтетическими овощезаменителями. — А ещё сотня?
— За разговоры с пилотом, — лучезарно улыбается Энакин своей премилой улыбкой, тут же спеша себя оправдать: — Это Татуин, детка, тут ничего бесплатного нет, даже воды… Вот бесплатной воды особенно.
Подобной хитрости Скайуокер обучился у Уотто — своего прежнего хозяина-тойдарианца, в сфере торговли способного дать фору любому джаве, и всю жизнь был свято уверен, что на Татуине в ином случае не выжить. Впрочем, весьма глупо отрицать, что есть в этом своеобразная доля правды.
— Энакин, ты видишь вон тот корабль? — неожиданным образом прерывается поток возмущений Оби-Вана. Энакин разве только не прилипает к стеклу, прежде чем утвердительно ответить, и впервые за всё время полёта (ну, за исключением его первого знакомства с «Разрушительным») эмоции джедая так и фонтанируют: — Тогда за ним и не отставай! Ты говорил, что ты лучший пилот, вот и проверим! Если справишься, заплачу целую тысячу вместо восьмиста.
Как Оби-Вану доводится выяснить чуть позже, Энакин не только лучший пилот, но и стрелок неплохой, а «Разрушительный» назван так не только лишь из любви его владельца к пафосу и помимо супермощных самодельных двигателей оснащён такими же самодельными пушками. Преследуемый корабль вынужден совершить экстренную посадку, далеко не мягкую, даже несмотря на особенности местной почвы, практически наполовину зарывшись в песок и пропахав в нём длинную борозду. Кеноби, разинув рот, глядит на Энакина, в то время как «Разрушительный» плавно пикирует, и не находит слов.
— Прости, решил проявить немного самодеятельности, давно мне не доводилось пользоваться пушками, — невинно оправдывается Энакин, хоть в этом вовсе нет необходимости — методы, конечно, варварские, но в данном случае цель оправдывает средства. — А что это за чувак такой, и чего тебе от него надо?.. Не, я в великие джедайские дела не лезу, любопытно просто.
— Беглый преступник, — коротко поясняет Кеноби. — На его счету покушения на важных политических деятелей, хищение государственного имущества и имущества Ордена в частности.
«И подрыв моего личного корабля», — зло добавляет Кеноби уже про себя. Джедай, конечно, мстить не должен, но после произошедшего на Нал-Хатте поймать мерзавца уже дело чистого принципа.
— А ты говоришь, не коп, — Энакин весело, с усмешкой цокает языком, мол, подловил.
— Если я и ловлю преступников, то только особо опасных. Всякие семнадцатилетние беспризорники по-прежнему на совести полиции, — Кеноби не удаётся сдержать самодовольную улыбку при виде того, как начинает кипятиться Энакин в этот момент, правда, тут же приходится поплатиться за это, когда корабль прилично так встряхивает.