— Вот, — сказал он.
Я улыбнулась ему и медленно разорвала бумагу, вытащив подарок и заметив имя, напечатанное сверху. Мой рот образовал О.
— Поскольку ты не собиралась покупать свои собственные, — объяснил он, когда я открыла коробку, отодвинула папиросную бумагу в сторону и вытащила высокие ботинки без шнурков с флисовой подкладкой сверху. — Теперь твои пальцы ног не будут мерзнуть каждый раз, когда ты выходишь из дома.
Я прижала ботинок к груди. — Они мне нравятся. Спасибо.
— Убедись, что размер подходит, — сказал он, уже хватая мою ногу и поднимая ее.
Я не сказала ни слова, протягивая ему ботинок и наблюдая, как он надевает его на меня, пару раз покачивая, чтобы надеть его на пятку.
Его радужки заблестели. — Подходит?
Я кивнула, мое сердцебиение начало бешено колотиться в горле, и он сделал тоже самое с другим ботинком. Я сжала пальцы ног, чтобы убедиться, что в них достаточно места, хотя мне было трудно обращать внимание на что-либо, кроме того, что он стоял на коленях передо мной и надевал мне ботинки.
— Идеально. Большое спасибо. Мне они нравятся, — выдохнула я, еще раз улыбнувшись ему.
Он потянулся в сторону и протянул мне вторую коробку.
— Тебе действительно не нужно было, — сказала я ему, уже открывая ее.
— Я даю тебе только то, что тебе нужно, — объяснил он.
Я улыбнулась ему, когда закончила отрывать бумагу, а затем ленту, скреплявшую коробку, и открыла её, чтобы найти внутри что-то мандаринового цвета. Это был пуховик. Я узнала эту марку как одну из самых дорогих, которые мы продавали в магазине.
— Здесь зима треть года, а ты всегда дрожишь, когда вбегаешь, потому что у тебя слишком тонкая куртка, — сказал он тихо. — Мы можем вернуть его, если ты предпочитаешь что-то другое.
Я отложила куртку в сторону.
И я бросилась на него.
Буквально.
Мои руки обвили его шею так быстро, что у него не было времени подготовиться, но каким-то образом он сумел. Прижавшись щекой к его, я оседлала его бедра в том месте, где он стоял на коленях. И я обняла его. Я обняла его так же крепко, как он обнял меня после того, как открыл свои рамки.
Куртка не была бриллиантовым браслетом или рубиновым ожерельем. Это не был какой-то дорогой кошелек, выбранный вслепую только потому, что он был дорогим. Это не был новый ноутбук, который мне совсем не нужен, потому что моему старому был всего год.
Это были необходимые вещи. Вещи, которые, как он знал, мне были нужны. Вещи, которые согреют меня, потому что это имело для него значение.
Это были два самых продуманных подарка, которые мне когда-либо дарили.
— К чему эти крепкие объятия, а? — спросил он у моей щеки, его руки обвились вокруг моей спины, твёрдо удерживая меня на коленях, когда он откинулся назад на пятки, как будто мы были в этом положении сотни раз раньше. — Ты плачешь?
У меня в глазах стояли слезы, они капали ему на шею и на воротник свитера. — Я плачу, потому что ты такой милый. Это твоя вина.
Он обнял меня чуть крепче. — Это моя вина?
— Да.
Я немного отстранилась, увидела выступающие линии его костей, брови, этот очаровательный подбородок и поцеловала его.
Не так, как раньше, когда это были чмоки, питающие своей сладостью мою душу, а действительно поцеловались.
Роудс застонал, отвечая на мой поцелуй — наш первый настоящий, гребаный поцелуй. Его губы были такими же мягкими и идеальными, какими я их помнила, и я сомневаюсь, что на свете есть рот лучше, чем его. Наклонив голову набок, Роудс медленно и нежно поцеловал меня. Всё так же мило. Он не торопился, его теплые губы цеплялись за мою нижнюю, посасывали кончик моего языка и начинали всё сначала, ладони его рук двигались вверх и вниз по моей спине, одновременно прижимая меня к себе.
Не было неловкости. Или колебаний. Его руки исследовали мое тело, как будто они уже знали его.
Мы целовались и целовались, и эта большая ладонь скользнула сзади моего свитера, широко растопырив пальцы, касаясь всего, что возможно. Так что я сделала то же самое, украдкой подсунув руку под его бок, ощущая ладонью твердые мускулы и кожу над ребрами, заработав тихий стон, который я проглотила, потому что чертовски не хотела прекращать целовать его в ближайшее время.
Или когда-либо, если у меня был выбор.
Я знала, что Роудс заботится обо мне так же, как я знала, что небо голубое, и какая-то часть меня думала, что он, может быть, уже достаточно долго хоть немного влюблен в меня. Он был по-своему ласков. Он научил меня всякому. Он изо всех сил старался проводить со мной время. Он никогда не скрывал, что заботится обо мне перед другими людьми. Он поддерживал меня. Он беспокоился обо мне.