Неизвестно, зачем он понадобился этому Фоме: минут двадцать Марсель добросовестно выслушивал не сдавшуюся ему информацию о дорогих автомобилях. Вот уж чем не особенно интересовался, так это машинами, а уж после аварии — тем более. Судя по всему, об аварии Фома не слышал, иначе б постеснялся хотя бы для виду! Как и ожидалось, вскоре пожилой человек с хитрыми глазами перевёл разговор на другую тему.
— Я удивлён снова видеть вас здесь, — приятным голосом сказал Фома, останавливаясь на небольшом выступающем балкончике и глядя на равномерно забитый людьми и машинами зал свысока. — Не подумайте ничего дурного, я не шпион и не сую нос в чужие дела, но предпочитаю знать, чем и с кем занимаются мои родные дочери. Вы всё же решили связать свою судьбу с убийствами за деньги? Или того потребовало благополучие фирмы вашего отца?
— Всё в порядке у нашего отца, — любезно парировал Марсель, чувствуя, что его пытаются задеть через родственные связи. — Лучше не бывает. И нет, я пока не собираюсь менять род деятельности. Почему вы так решили?
— Не могу понять ваших мотивов. Любой другой на вашем месте, поняв, с кем связался, постарался бы больше так не делать, — Фома смотрел вниз, любовно наблюдая за дочками. Юлия болтала с какими-то дамами в блестящих коктейльных платьях, Елена, по-видимому, знакомила Рокэ с какими-то людьми, опираясь на его руку. При взгляде на вторую Фома слегка нахмурился.
— Почему же вас вообще это беспокоит? — можно позволить себе немного дерзости, он тут вообще никто и звать никак, несмотря на отцовскую фамилию. — Простите за грубость, но понять ваших мотивов я тоже не могу.
— Мои просты — я всегда думаю о детях. Вы близки с моими девочками, и я хочу знать, отличаетесь вы от других их друзей или нет, — пояснил Фома. Марсель ему не верил, хотя звучало убедительно. Чего он хочет-то, прости, Господи? Выпихнуть его из Италии немедленно без права на возвращение или что?
— Насчёт друзей вы верно заметили, — он решил сказать правду, чтоб потом не отдуваться за выдуманную на ходу ложь. Пусть подавится. — Меня здесь держат исключительно дружеские чувства, без какой-либо привязки к роду деятельности близких мне людей.
— В вас есть интересный стержень, — неожиданно сказал Фома, — но на первый и на последующий взгляд вы, простите уж, чересчур доверчивы… И легкомысленны в выборе друзей. Поверьте, я говорю всё это из добрых побуждений… — Елена куда-то отошла, но взгляд Фомы не переместился вслед за ней. Стало ясно, что смотрит он на Рокэ. — Люди бывают разные, мой дорогой Марсель. Некоторые, и в этом совершенно нет их вины, на дружбу в общем понимании просто неспособны. И если попробовать вмешаться, можно очень больно обжечься.
Марсель схватил первый попавшийся бокал с подноса проходящей мимо официантки и, сделав вид, что отпил, крепко сжал его в руке. Он от себя такого не ожидал, но больше всего на свете хотелось сбросить этого Фому головой вниз на его любимые машины.
— Мне казалось, что вы несколько выше того, чтобы судить людей по их профессии, — Марсель надеялся, что ещё хоть как-то улыбается и вообще не выдаёт поднявшейся внутри волны гнева.
— Но вы же не будете спорить с тем, что любая профессия накладывает отпечаток. Несмываемый, — улыбнулся он в ответ. — Кровь тоже не всегда смывается. Простите, кажется, мне нужно подойти к старому другу — он не решается нас прервать…
Какое-то время он стоял один, пробуя на вкус то, что оказалось кокосовым ликёром, и тупо пялясь на блестящие капоты внизу. Непонятно было лишь, зачем Фома всё это наговорил. В то, что хотел предостеречь, не верилось. Планирует посватать кого-то из дочурок? Жених из Марселя выгодный, только вот дочурки заняты. Неожиданно пришла в голову мысль, что Фома переживает за выбор Елены, что ж, это хоть что-то объясняло, но всё равно… Обидно было — жуть. И в то же время Марсель был уверен, что похожий разговор у него с кем-то уже был.
— Вы только не увлекайтесь, — заметил Рокэ, когда они стояли на какой-то из платформ польского вокзала в ожидании поезда. — Каждое приключение хорошо в меру.
— Разумеется. Это приключение уже закончилось, а так нам просто по пути, — Марсель скрестил пальцы в карманах пальто, искренне надеясь, что собеседник не заметил, как он подменил билеты в кассе. Главное, чтобы Рокэ не выставил его из купе, когда всё-таки обнаружит… — Вы же не думаете, что я заинтересуюсь настолько, что буду по людям палить? Я не буду. Я не умею…
— Но всё-таки вам следовало бы воспринять это более серьёзно. На ваших глазах убили человека, убили за деньги, по всем нормам морали — несправедливо. Никакое подобие совести у вас там не зачесалось?
— Ничего не зачесалось, спасибо за беспокойство. Как вы уже заметили, я весьма несерьёзен… И то, что не касается меня или важных для меня людей, по большей части идёт лесом.
— Практичный подход, — Рокэ посмотрел на него, обернувшись через плечо, стоял он на самом краю платформы и чисто теоретически мог бы прыгнуть, но, разумеется, не стал. — Но всё же с вас станется по людям не палить, а не в своё дело сунуться. Я понимаю, что головорезы — люди во всех отношениях интересные, но в первую очередь в них (в нас) совершенно справедливо видят именно головорезов.
— Вы это к чему?
— К тому, что вам не помешает сначала проверить зрение, а потом поменять билеты обратно.
— Сейчас обижусь. Во-первых, на то, что вы так откровенно не хотите делить со мной купе, — заявил Марсель, подметив вдали приближающийся поезд. — Я, вообще-то, тоже ничего, и со мной можно поговорить, как вы могли заметить ещё в прошлый раз. Во-вторых, нормальное у меня зрение. И вы что, всерьёз считаете, что я вот смотрю на вас и вижу ходячее оружие? Это же просто глупо.
Рокэ промолчал, через какое-то время отвёл глаза и отошёл от края, когда ревущий поезд пронёсся совсем близко. Марсель пока не понял, что сказал, по его скромному мнению — он говорил совершенно очевидные и недвусмысленные вещи, но был готов поклясться, что железобетонное равнодушие в лице собеседника сменилось откровенным непониманием, пусть и ненадолго.
Сейчас он смотрел вниз с пустого балкончика, рассеянно покачивая туда-сюда пустым бокалом, и думал, что, пожалуй, недооценил своих тогдашних слов. Это должно было обрадовать, но на сердце почему-то стало тяжелей.
Никого из своих в обозримых пределах не наблюдалось, и Марсель невольно проникся симпатией к кокосовому ликёрчику — тот, пусть и не лимонный, тоже оказался ничего. Однако, как и всё хорошее, имел свойство быстро кончаться. Может, именно нелюбовь к быстрым концовкам хороших приключений привела его сюда? Ага, значит, башку разбить — тоже хэппи-энд? Не похоже, ой не похоже…
— Далеко он тебя утащил, — Рокэ подошёл так тихо, что Марсель подпрыгнул и едва не уронил пустой бокальчик кому-нибудь на голову. — Кстати, с этого балкончика очень удобно целиться.
— Как ни странно, я тоже сейчас об этом подумал. Но в другом контексте.
— Бокалом тоже убить можно, — он встал рядом, опершись на перила, и заинтересованно посмотрел вниз, оценивая, скольких человек способен уложить бокал. — Если постараться. Чего Фома наговорил?
— Ерунду всякую, — о которой почему-то не хочется рассказывать, по крайней мере — сейчас. — Если обобщить, Фоме нравятся его дочери, ты ему не нравишься… ещё что-то было… Ах да, его заинтересовал мой стержень.
— С мужчинами такое случается, — хмыкнул Рокэ. — А насчёт себя что-то сомневаюсь. Ему не нравится то, что я нравлюсь Елене, но Фома прекрасно помнит, как он оказался здесь.