Изредка поглядывая на часы, Мевен без вопросов пересказал последнюю встречу; вполне обыденная ситуация, учитывая, что они оба — люди бизнеса и носятся по миру, не глядя на календари. Марсель сделал вид, что прекрасно помнит, как заехал в гости и выпил какой-то коктейль (припомнил мятный вкус и, тыкнув пальцем в небо, угадал), а также, разумеется, помнит о флэшке, которую оставил зачем-то приятелю. Вообще-то, жить с незначительными провалами в памяти оказалось куда проще, чем его запугивали тогда в больнице: главное — уметь добиваться нужной тебе информации, и вообще — добиваться, а уж с этим у него проблем не было никогда. Может, кто-то бы и осудил. Если б узнал.
— И ты не поверишь, она у меня с собой, — заметил Мевен, снова бросая взгляд на часы. — В номере… Знаешь, когда ещё увидимся, может, я отдам?
— Ты спешишь. Я же не дурак, срывать важную встречу, тем более — не свою, — у самого до назначенного часа ещё оставалось время, как раз чтобы прогуляться пешком, но однокурсник проявил настойчивость — естественно, из благих намерений, и через пять минут у Марселя на руках была ещё и флэшка. На ней, по словам приятеля, были «фотографии из отпуска» — так, во всяком случае, ему было сказано при вручении. Откровенно говоря, Марсель не стал бы называть поездку в Рим исключительно отпуском, ведь — как гласят документы и даже пресса — кое-что он там сделал, и у отца появился пусть и скромный, но всё-таки филиал в Трастевере.
Другой вопрос — зачем он отдал это Мевену. В двадцать первом веке хватало сетевых хранилищ и памяти на персональных компьютерах, чтоб не передавать из рук в руки флэшку, как раньше — фотоальбом. Пожалуй, это было единственное, что Марселя слегка удивило, но он виду не подал. Зачем человека беспокоить, тем более, у обоих важная встреча на носу.
Неизвестно, как всё прошло у старого друга, но у него — замечательно. При том, что батюшка разросся — то есть, простите, разрослось его влияние — уже не на одну страну, а пиарщики работали на совесть, долго расхваливать компанию не пришлось: собеседники и так всё прекрасно знали. В общем, дела складывались прекрасно: Марселю как официальному представителю сети буквально предложили сотрудничать самые известные пражские специалисты в этом деле, а ведь предполагалось, что это он должен был их убеждать. Решив не мелочиться, хитроумный наследник всё равно вывел разговор в нужное русло, польстив будущим соратникам, и это лишь ускорило дело, и из конференц-зала он вышел ещё до захода солнца, чтоб не сказать «счастливо вылетел». Удовлетворение от верно сделанной работы и почёсанного языка (ещё неизвестно, что важнее) несколько оттенило загадочно-философские размышления последних дней, и, пожалуй, чаша весов накренилась в сторону беззаботного счастья.
И было вполне ожидаемо, что этой чаше теперь приспичит поколебаться.
*
Рейд по лучшим ресторанам города они уже завершили, и в планах снова назревал домашний ужин. Убедившись, что он никому пока не нужен, Марсель с чувством выполненного долга позвонил отцу: отчёт затянулся на добрых сорок минут, зато удалось вытянуть из пространных, хоть и мудрых, батюшкиных речей некое подобие похвалы. Долг перевыполнился и стал требовать отдыха, в связи с чем удовлетворённый и удовлетворивший наследник вытащил ноутбук, переживший уже не одно путешествие, не одну деловую сделку и не одну любовницу. Как раз есть время, чтобы просмотреть фотографии, этим и займёмся.
Если что-то и разочаровывало Марселя в этой жизни, это явно были не отпускные фотки, но стало как-то грустно. Все эти кадры он уже видел и знал, потому что — естественно! — отсылал их Марианне. Музей Ватикана, Катакомбы Присциллы, Латеранская базилика с полюбившимися ему колоннами, местные станции метро, парки, сады, памятники… Типичный набор типичного туриста, ничего особенного, а главное — всё знакомое. Вот, кстати, снимок с Марианной, присоединившийся к путешествию на какое-то время: они стоят на фоне какого-то старинного музея (или не старинного, но располагавшегося во вполне себе «возрастном» здании), в лёгкой летней одежде, но всё равно элегантной и не вызывающей; помнится, это фото так понравилось Констансу, что он даже поставил его в рамочку. Вот он сам на фоне какой-то смешной статуи, уже и не вспомнить, в каком месте… Все те же фотографии, перенесённые потом на личный диск, и стоило их вообще забирать? А отдавать — стоило? Смысл?
Смысл потерялся. Ну и чёрт с ним. Марселя не тянуло в сотый раз пересматривать одно и то же, раньше он занимался этим, чтобы вспомнить, но в итоге сдался и удовлетворился пересказами Марианны и парочки коллег, помогавших заключать договор в Риме. Съездит заново и посмотрит всё заново, проблем-то… Взгляд зацепился за незнакомую картинку в нижнем углу экрана. В основном чтобы утешить страдающую мать, Марсель вызубрил наизусть порядок этих кадров и теперь мог с уверенностью сказать, что кое-что было лишим. Или наоборот? Слегка нахмурившись, он ткнул на картинку и какое-то время разглядывал её с выражением вежливого изумления на лице. Никто не видел непосредственно лица, ну и что ж ему, не выражать, что ли? Ещё раз… Никаких сомнений, на личном носителе этой фотки не было.
Точно так же, как и этих людей.
Всё бы было ничего, стой они на фоне, попади они случайно в кадр или окажись из чьей-нибудь чужой папки — того же Мевена, например. Но это определённо было не так. К тому же, среди совершенно незнакомой компании Марсель обнаружил себя, и он определённо был её частью.
Эти двое — его друзья? Рядом — их подруги? Почему он ни разу не видел кого-то из них, с тех пор как вернулся домой? Едва знакомые коллеги, приятели и соседи по самолёту так не фотографируются. Фактически обнявшись и… да что ж такое, куда все пропали? Что он опять потерял?
Такой поворот Марселя не устраивал совершенно. Одно дело — когда от тебя что-то утаивает нерадивый подчинённый, другое дело — собственная жизнь. Одно — секретики любовницы, на которой ты и так не женишься, другое — кажется, друзья… Из всех соображений, пришедших в его голову, самым безобидным было то, что они ничего не знают. А что, возможно! Что у мужчин, что у женщин лица южные, пусть у сестёр — Марсель не сомневался, что они одной крови — определённо кровь греческая, они вполне могли познакомиться в Риме и там же и остаться.
Было бы прекрасно, подумал Марсель, не повисни он на этой фотографии на плечах у давешнего попутчика из соседнего купе. Одно это уничтожало предположение о том, что его, Марселя, не узнали.
— Не знаю, в чём дело, но оно мне не нравится, — озвучил он ноутбуку, решительно ломясь в следующую папку в поисках очередных «старых новых» кадров. К сожалению, в этот момент постучал Констанс.
— Вы с кем-то беседуете? Прошу прощения, — хозяин дома вполне оправданно решил, что он болтает по видеосвязи, что ж…. почти. — Кушать подано, друг мой. Можете пригласить вашего собеседника, у нас всегда всем рады.
— О нет, я сам с собой, — Марсель покосился на экран. Как-то раз он уже приглашал собеседника, и тот предпочёл сделать вид, что они незнакомы. Как интересно. — Уже спускаюсь.
Констанс весело покатился вниз, разумеется, окликнув по ходу супругу. Недолго думая, Марсель перехватил Марианну на полпути и затащил к себе.
— А ты не слишком откровенен, друг мой? — усмехнулась Марианна, остановившись на пороге, но держа его за руку. — Констанс поймёт, конечно, но…
— Представь себе, я не за этим. У меня к тебе один вопрос, ничего серьёзного, — в один клик на экран вернулась весёлая фотография, от которой почему-то становилось тоскливо. — Ты же моя сокровищница памяти, подскажи, не знаешь ли кого…
Какое-то время она честно созерцала картинку, ощупывая взглядом лица и фоновый пейзаж, потом медленно покачала головой.