Он тронул за плечо сидевшего на корточках ксора.
— Мы готовы.
Тот опустил руки и встал. Секунду-другую его глаза все еще были зажмурены — в трансе он пребывал, что ли? — потом он открыл их и критически оглядел космонавтов.
— Теперь лучше. Вольные. Проверка воображения. Координатор отсчитает. Немного, но отсчитает.
— Что отсчитает?
— Инединицы за воображение. Информация.
— А зачем?
— Чтобы жить. Потом будет хорошо.
— Когда?
— После жизни.
— После смерти,— поправил Капитан.
— Нет, после жизни,— не согласился ксор.— Смерти нет.
— А что есть?
— Регенерация.
Капитан уже слышал этот технический термин.Кто-то упоминал о нем в Зеленом лесу, пояснил его смысл Учитель, как метод смены личности в неумирающем теле. Капитан видел и первые плоды этого метода — бородатых младенцев, сосущих питательную жижицу из воздушных трубок. Но сейчас ему захотелось узнать, что думают об этом зрелые гедонийцы.
— Перерождение,— пояснил ксор.— Исчезнет твое «я», а вместо него возникнет другое. Ты и не ты. Чужая матрица.
Малыш с интересом вслушивался в их разговор, в котором звучали только вопросы и реплики Капитана. Мысли ксора он воспринимал как беззвучный отклик в сознании. Но тем не менее разговор получался, и в него можно было вступить. Он и вступил.
— Они верят в переселение душ? — спроил он у Капитана.
— Здесь нечто подобное действительно практикуег-ся,— пояснил тот,— причем на серьезной научной основе. Без чертовщины и мистики.
В глазах ксора впервые промелькнуло нечто вроде удивления.
— Вы те, кто жужжит,— я слышал.
— От кого? — спросил Малыш.
— Общая информация. Как все— слышал.
— Врет?
— Не думаю. Здесь не лгут и, по-видимому, лгать не умеют.Какая-то система информации для всех, должно быть, все-таки существует. Ее и называют общей. Интересно, кто и что является ее источником.
— Координатор, наверно.
— Не будем гадать.
Ксор внимательно прислушивался к их словам, потом закрыл глаза и передал мысль:
— Информация общедоступна. Любая информация.
— Откуда вы ее получаете?
— Она везде. Ее надо копить.
— Для кого?
— Для себя. Как в школе. А потом проверять уровень. Набрал минимум — хорошо.
— А если больше минимума?
— В запас для Нирваны.
Вот так оно и прозвучало, это понятие— нирвана. Старое, почти забытое на Земле слово. Вечное блаженство, заработанное праведной жизнью. А каковы нормы праведности? Библейские? Вряд ли. Устарели они и на Земле, запылились, пожелтели от времени, как истертые страницы священного писания в каюте Библа. На Гедоне праведность измеряют в битах— или какие здесь единицы информации? «Кретины»,— резюмировал Малыш. Ошибся парень. Скорее рабы. Они в постоянном неоплаченном долгу перед теми,кто дал им жизнь. А какова она, эта жизнь? Аора несомненно отличается от мира зеленого солнца. Стерилизованное существование ради жалких крох информации или того, что они называют информацией,— хаос каких-то полузнаний, полувпечатлений, набранных в спешке, на лету. Посидел на корточках, поразмышлял, придумал что-то — вот и денежка в копилку; сочинил одежонку похитрее— еще денежка. Так капля за каплей, авось и до Нирваны дотянешь.
— Что значит «нирвана»? — спросил Капитан.
— Покой. Блаженство. Радость.
— А точнее?
— Не знаю. Из Нирваны не возвращаются.
— Кто же знает?
— Учитель.
«Опять Учитель. Великий миф гедонийцев. Все знает, все видит. Живой— во всяком случае, мыслящий— бог, не вмешивающийся в жизнь, но творящий ее. Парадоксально звучит,но подтверждается наблюдениями.Пока, во всяком случае».
Капитан уже не боялся спрашивать.
— Почему ты называешь себя ксором, а нас — вольными?
— А разве это не так?
— Так. Но в чем разница?
— Вы живете в хаосе, а мы— замкнутые.
— Чем замкнутые?
— Не чем, а на что. Замкнутые на себя. Цикличность информации. Рождается в себе, перерождается, рождает новую.
— Цепь ассоциаций?
— Не цепь, а кольцо. Вы должны знать.
«Мы должны знать, но не знаем. Неувязочка, которую наш немногословный или, вернее, немногомысленный собеседник может неправильно истолковать. Не будем дразнить гусей».
— Мне пора,— беззвучно сказал ксор.
— Возьмешь нас? — спросил Малыш.
— Идите. Я в лепо.
— В лепо так в лепо,— согласился Малыш.— Пошли, Кэп.
Они подошли к стене и подождали какую-то долю секунды, пока она не исчезла. Но не увидели за ней знакомого белесого коридора.
Пол туннеля загибался к потолку длинным ребристым пандусом, а наверху у крыши виднелся ровный прямоугольник отверстия: кусок синего неба, вписанный в рамку светящегося потолка.
— Почему мы шли пешком, а не воспользовались мгновенностью передвижения? — спросил Капитан.
— Мгновенность удобна, но мышечное передвижение необходимо. Нельзя расслабляться,— сказал ксор и смешался с толпой, вернее, пошел сквозь нее, обходя сидящих и переступая лежащих.
Вероятно, Капитан был прав: они впервые попали в город в часы, когда гедонийцы прятались от палящего солнца в своих домах-сотах, превращавшихся по желанию хозяев в удобные для них комнаты. А теперь в городе кипела жизнь. Множество людей в пестрых, причудливо скроенных и раскрашенных костюмах на крышах, на площадях, группами и в одиночку чего-то ждали, как переполненный зрительный зал ждет стремительного разлета занавеса.А может быть, впечатление обманывало и ожидающая толпа была просто бесцельным скучающим сборищем, ожидающим краткого мига развлечения. Откуда и как придет к нему этот миг? Со стен домов, на которых воображение неведомых художников меняло светящиеся картины — цветную бессмыслицу красок и путаную геометрию линий? С мачты-игры— излучатель или антенна? — чуть вздрагивающей от легкого ветра? Или из черных отверстий в крышах, одно из которых только что привело сюда двух чужаков в этой толпе.
На этот раз она не безмолвствовала: отрывистые возгласы негодования или радости, какие-то крики вдалеке, иногда резкий пронзительный свист. Все это явно противоречило словам ксора о бессмысленности звуков в мире осмысленной информации.
Малыш не удержался и напомнил об этом их спутнику.
— Ты прав,— ответил тот,— эмоциональные вспышки,низкий уровень интеллекта, а в результате сокращенный объем информации.
Космонавты уже привыкли к отрывистым мыслям гедонийца и научились лепить из них стройные, хотя иногда и малопонятные конструкции речи. Но в последнем объяснении ксора ничего непонятного не было: разумный, по здешним представлениям, человек не станет выражать свои чувства выкриками. Старая земная поговорка «молчание— золото» обрела на Гедоне совсем другой философский смысл.
Неожиданно ксор остановился, отступая на шаг. Перед ним выросли трое — атлеты в одинаковых белых шортах, одинаковых синих майках-шнуровках, оставлявших открытыми одинаково загорелые бычьи шеи. У бедер на золотых колечках висели одинаковые черные дубинки, похожие на земные — полицейские.
Капитан и Малыш не могли слышать, о чем они говорили с ксором: мысленный обмен был заблокирован. Но вдруг один из них, как заправский земной хулиган, ударил ксора по лицу, ударил лениво, словно выполняя привычную и скучную обязанность.
— С ума сошел,— сказал Малыш и, сжав кулаки, шагнул вперед.
Капитан задержал его:
— Не вмешивайся.
А вмешиваться и вправду не стоило. Обиженный не ответил на удар. Он по-прежнему бесстрастно глядел на обидчиков, словно пощечина была только детской забавной шуткой.
А «шутник» в синей шнуровке отстегнул дубинку и размашисто с оттяжкой саданул ксора по плечу. Малыш даже зажмурился: такой удар кость перебьет, рука плетью повиснет. Но ксор только плечом повел — едва заметное движение,— и дубинка скользнула вниз.