— Может, они и гедонийцев перевоспитают?— встрепенулся Алик.
Библ засмеялся. В одной мальчишеской реплике Алика вдруг исчезла вся его научная подготовленность. Но не обижать же парнишку.
— Не берусь предсказывать,когда. Попробуй посчитать на счетчике в телекабинете.Только оперируй не годами, а столетиями, и тебе, и машине легче будет. Ведь это не только социально, но и биологически разные виды. Стрекоза и муравей ближе друг другу, чем гедониец и голубокожий. И в то же время они подогнаны так, что трудно им отказать хотя и в искусственной, но все же гармонической слитности. А что скажут мои противники в споре? Какая еще к черту гармония! Просто один из бесчисленных технократических вариантов, не больше.Что-то от жреческой олигархии, что-то от примитивного гедонизма с его обязательным «все дозволено», что-то от интеллектуальной аристократии, опирающейся на труд не то роботов, не то киборгов, не то просто искусственно выведенных людей— пусть не в колбах, не по эталонам, но все же направленно, по плану,с отрегулированным демографическим уровнем.Об этом сотни раз писали и футурологи, и фантасты, да и в реальной космической практике человечество уже знает нечто подобное.И все же я утверждаю, что Учитель создал уникальную модель цивилизации, технически совершенную и биологически оригинальную. Уже сами по себе оба цикла— смерть без огорчения и бессмертие без равнодушия— не могут не заинтересовать футурологов. И при всем том цивилизация эта антигуманистическая и социально опасная. Ведь создателям удалось самое трудное: сохранить свой статус-кво на миллионы лет. В этом обществе, отчужденном от эволюции, не может быть революции без вмешательства извне. Даже полное уничтожение электродной сети не освободит голубокурточников от их опьяняющего закрепощенного труда.
— Повернуть надо,— сказал Малыш,— пусть для себя и трудятся
— Я и говорю: есть Голубой город…— начал было Алик, но Капитан перебил не строго, но решительно:
— Есть еще Аора и Зеленый лес. Есть и лиловый мир. Поэтому подождем с выводами. Объявляю следующий распорядок дня…
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ
Часть четвертая
ЛИЛОВОЕ СОЛНЦЕ
Глава I
СНОВА КООРДИНАТОР. ПЯТЬ СТУПЕНЕЙ БЛАЖЕНСТВА
Распорядок следующего дня начался со встречи с Фыо на пороге Голубого города.
— На этот раз без осмотра города прямо к Координатору.
— Почему не сразу в Нирвану?
— Вам всё объяснят. Держитесь крепче.
Вскочили следом за Фью на голубую дорожку. Каждый держался за плечо товарища. Но и это мало помогало. Пришлось присесть. Дорожка врезывалась винтом в багровую муть с такой же скоростью, с какой вчера проносились мимо диспетчеры пространственных связок.
— Подъем? — спросил Капитан стоявшего впереди Фью.
— У нас нет ни подъемов, ни спусков. Мы просто передвигаемся с одного пространственного уровня на другой.
Золотой шар Координатора в своем голубом аквариуме возник спустя две-три минуты. Еще через три минуты подошли прямо к нему по черной галерейке.
Капитан оглянулся. Фью уже не было.
— Где же он?
— Кто?
— Фью.
— А нужен он нам? — пожал плечами Малыш.— Потолкуем и так. Спрашивай.
— О чем?
— О Нирване, о чем же! Как туда попадем, что увидим.
Капитан переадресовал вопрос в голубое пространство. Несколько секунд золотой шар безмолвствовал, играя оттенками своей золотой расцветки. Потом в сознании каждого откликнулось:
— Фью проводит вас до прямого винта.
— Винта? — переспросил Капитан.— Какого винта?
— Вы называете его дорожкой или эскалатором. Винт— это наш термин.
— Но Фью исчез.
— Он появится, когда понадобится. Я не слышу твоего вопроса, но все вы хотите, чтобы я рассказал о том, что вы называете Нирваной.
— Ты не ошибся.
— Винт приведет вас в пространство, похожее на кратер. С круга в центре сойдите. Это конец и начало винта. Иначе он уведет вас назад. Стены кратера — пять оттенков лилового, от бледно-сиреневого до густо-фиолетового. Пять ступеней блаженства. Самый темный — сны, светлый— атараксия. (Алик услышал — «транс», Малыш— «вакуум».) Между ними по густоте цвета — воспоминания, предположения, воображения. Все ясно?
— Не все. Сны — это понятно. Такие, как в жизни.
— Не совсем. Только счастливые. Но такие же смутные, розовые и голубые. Без конца и начала.
— А воспоминания?
Воспроизводство пройденного, Человек снова переживает самые счастливые дни своей жизни. Потом забывает и переживает опять. И так до конца ступени.
— Предположения?
— По существу, это— мечта, потому что в основе мечты предположение. Человек предполагает отомстить обидчику, но не может; обидчик намного сильнее. Так в действительности. Но здесь предположение всегда сбывается. Человеку хочется стать сверхчеловеком; вольному— владеть своим телом, подобно ксору; магу— обладать силой сирга. Все это сбывается, забывается и оживает снова.
— Но в основе воображения тоже предположение. Зачем же создавать другую ступень?
— Не знаю. Но ступень другая. Материализуется то, что предполагаешь сейчас, сию минуту. Не исправляется прошлое, а рождается будущее, становится жизнью выдумка, осуществляется гипотеза.
- Даже научная?
- Любая.
Капитан задумался, мысленно представляя себе, как можно материализовать идею.
— Спросите его о трансе,—шепнул Алик. Капитан отмахнулся: после, мол, после.
— Чудак,- сказал Малыш,- не спишь, не дремлешь, ничего не чувствуешь и ни о чем не думаешь. Кругом темно, а ты в полном сознании.
Изменчивая игра оттенков золота показывала, что шар напряженно «вслушивался», пытаясь выделить главную мысль собеседников, Что «разговор» его с ними еще не окончен.
— Как же передвигаются от ступени к ступени? Теле-портация? — спросил Капитан.
— Телепортации по желанию в Нирване нет. Мы передвигаем Людей по окончании цикла, как из Зеленого леса в Аору. Открываем защитные поля, ограждающие ступени.
— А как будем передвигаться мы?
—- Разделитесь по двое,сверите время по вашим земным приборам, разойдетесь и снова встретитесь в кратере. Защитные поля пропустят вас, реагируя на теплоту ваших тел.
Пятнистая игра оттенков шара исчезла. Золотистая поверхность его снова приобрела однотонность. Шар умолк.
И тут же появился Фыо. Он подкрался незаметно, как кошка, или его снова выбросил на галерейку какой-нибудь скрытый «винт».
— Где ты пропадал? — спросил Библ.
— Я не имел права присутствовать при разговоре,— ответил загадочно Фыо.— Я мог бы остаться незамеченным, но в этом не было необходимости. Пошли,— закончил он совсем по-земному.
Алик замыкал шествие, наблюдая идущих впереди, как в тумане. Не то чтобы у него болели глаза от ставшей уже привычной яркости здешних красок, нет, привычной не стала вся эта ярмарка чудес, ошеломляющих с каждым новым явлением. Стремительное взвинчивание дорожки, говорящий без слов золотой шар, плавающий в прозрачной голубой дымке, предчувствие еще более удивительных впечатлений — все это туманило взор и щемило сердце. Почему Фью молчит не отвечая на реплики Капитана, почему он скромно отходит в тень, указывая на лиловую дорожку в очередном переплетении путей? Почему все становятся гуськом, положив руки на плечи переднего? Значит, новый взлет в небо? А может, не в небо? Дорожка действительно взвинчивается в цветное месиво, но трудно определить характер движения. Подъем или спуск? А вдруг горизонталь — как нож, врезающийся в брусок вынутого из холодильника масла? Пластиковый пол раскачивается и подпрыгивает, завихряясь на поворотах. Голова кружится, как на карусели. Малыш что-то кричит… не слышно. Что это? Винт замедляет движение, мягко отбрасывая стоящих на такой же лиловый пол. Бледно-сиреневая прозрачность сменяет густую фиолетовую муть.