Выбрать главу

Все наши жалкие надежды на спасительный шанс побега развеялись в воздухе, улетучились, как только мы оказались снаружи. Конечности будто налились свинцом и отказались подчиняться. Все мышцы в теле оцепенели, парализовав любые движения. Подвижным оставался только разум, который подсказывал, что это конец.

Два из трех, стоящих впереди мужчин, поочередно громко и твердо произнесли:

— Все преступники явились.

— Объявляется начало карательного суда. Выносится приговор.

После этой фразы центральная фигура ударила жезлом о землю и еще более низким и мрачным голосом начала монотонно, словно вбивая железные сваи, озвучивать страшные слова.

— Подсудимый один, обвиняемый в многочисленных преступлениях с использованием магии, браконьерской деятельности против магических существ, убийстве Стража-карателя, и подсудимый два, обвиняемая в преступлениях с использованием магии, приговариваются к смертной казни на месте. Подсудимый три, совершивший нападение на Стража-карателя, ранее получил наказание от пострадавшего в виде смертельного ранения и признается более непричастным к делу. С него обвинения снимаются. Приговор вынесен. Приводится в исполнение незамедлительно.

Заключительный удар жезла, после которого реальность для меня была словно в тумане. Все случилось вне времени, меньше чем за мгновение. Мысли не поспевали за действием, и невозможно было осознать происходящее также, как невозможно было в него поверить. Два громких хлопка, прогремевших на развалинах дома Айрис. Два ослабевших бездыханных тела упали у моих ног. А я не мог даже закричать. Больше я не видел, не слышал, не ощущал ничего. Весь мир рухнул в один миг. Что-то сломалось внутри, болезненно сжалось и каменной глыбой упало на еле бьющееся тяжелое сердце. Фигуры в балахонах отступили и одна за другой исчезли из виду.

Солнце зашло. Наступила полная темнота.

***

Не знаю, сколько прошло с того утра, как я покинул Айрис, разрушенный дом, руины моей жизни, два мрачных холмика сырой земли под старой яблоней. Недели, может месяцы… Время, как и все остальное, потеряло всякий смысл. За окном в комнате с видом на космос попеременно становилось то темнее, то светлее. Сменялись дни. Но мне было все равно. В полном одиночестве и душащей тишине я лежал на куртке в черном, потрескавшемся после пожара углу, смотрел на полуразрушенный потолок, обгоревшие стены, пылинки, лениво плавающие в застоявшемся воздухе. Я не мог спать. Во сне меня постоянно преследовала одна и та же мучительная картина. Поэтому мозг существовал в состоянии полубреда, возможно иногда забывался, застилая сознание пеленой, проваливаясь в глухой полумрак, а затем также незаметно возвращал к активности мысли, транслирующие только белый шум.

Когда нестерпимо одолевал голод, приходилось выбираться наружу, но лишь на несколько минут — туда и обратно. Я открывал дверь в любой магазин, который приходил на ум, словно призрак появлялся среди стеллажей, не глядя беря первое, что попадется под руку, и также тихо возвращался в свою мрачную глухую нору.

Когда становилось совсем невыносимо, я несколько раз выходил из комнаты. Доходил до реки, все также резво и живо стекающей с гор в зеленую долину, и молча смотрел на воду. Ее шум был единственным звуком, который находил меня в этом месте. Куда бы я здесь не пошел: в долину, в горы, дальше по реке — все равно быстро возвращался к низкому крохотному строению из одной разрушенной комнаты с одним окошком. Все-таки это искусственный мир, созданный когда-то для меня, и ставший теперь моим затворническим убежищем. Скорее всего, ему суждено стать и моей могилой, где больше никто и никогда меня не найдет.

Я многое искал в жизни и многое нашел. Но совершенно все потерял. Была ли в этом моя вина или подлое стечение обстоятельств, на которые мы не в силах повлиять? Какая разница. Всякое случается, но все равно все проходит. Пора закончиться и этому.

С того места на полу, где я сидел сейчас, облокотившись спиной на стену, на меня из окна во всей красе смотрел сказочный космический небосвод. В тот первый раз это зрелище приковало к себе мое внимание. Сейчас же я не чувствовал от него никакого, даже самого слабого, отклика в своей душе. Это подтверждало то, что я дошел до предела. На полке тоскливо стоял стеклянный шар, символически обозначающий дом двоюродной прабабушки. Улыбка Элис возникла у меня перед глазами. И даже ее теплый смех не смог растопить кусок льда внутри. Взгляд коснулся подушечки с фениксом, что когда-то была заботливо подарена мне принцессой одного далекого мира. Может раньше я думал, что когда-нибудь вернусь в хрустальную империю и снова увижу ее небесно-голубые глаза, расскажу о приключениях и новых вещах, которые узнал, путешествуя по разным мирам. А она будет с упоением слушать и восторженно хлопать в ладоши, удивляясь тому, что никогда не сможет попробовать сама. Теперь это просто вещь с историей, что поблекла в воспоминаниях, не имеющая будущего.

Я призвал Вдохновленного. Все его великолепие, не оставляющее равнодушным никого, кому когда-либо посчастливилось его узреть, предстало передо мной. Холодное лезвие с переливающимся черно-белым узором с золотыми прожилками блеснуло в слабом свете окна. Теперь этот меч существует только в одном экземпляре. Никто в мире, кроме меня, не сможет больше его призвать. Я провел пальцами по ледяному металлическому клинку. Меч будто отозвался. Казалось, он был живее, чем я. Вдохновленный отчаянием. Какое красивое имя. Отчаяние — это как раз то, что я еще способен испытывать сейчас.

Какая-то странная особенная мысль, не похожая на все остальные, вдруг крохотным огоньком загорелась в подсознании. Сначала я просто отмахнулся от нее, не придав значения. Но она почему-то настойчиво разгоралась все больше, не желая сдаваться и отступать. Напористо она прорывалась все выше и выше в сознании, пока, наконец, не дала мне окончательно осознать себя. Отчаяние. Ведь именно это слово закрепилось у меня с обрывком одного из воспоминаний о событии, произошедшем не слишком давно в моей истории. Но о котором я упорно забыл, отключив, как и все, что делало меня живым. Когда я буду в полном отчаянии, когда буду готов отказаться от всего — как-то так твердила мне эта мысль женским голосом. Мне уже не от чего отказываться. Я все потерял, а значит терять больше нечего. Запустив руку в карман, я вытащил оттуда сразу несколько давно позабытых вещей. Сердце невыносимо защемило в груди, когда на ладони оказался перстень, что был подарен моему брату. Новая волна боли чуть было не поглотила меня в пучине отчаяния. Но помогли отвлечься другие предметы. Сильно помятая и порядком потрепанная фотография родителей, заклеенная скотчем, вновь вернулась в комнату, из которой начала со мной свой путь. Это разбудило в душе несколько новых эмоций, которые возможно никогда бы не отозвались, не подбадривай их слабая надежда, за которую я старался ухватиться всеми силами. Она была связана с последним предметом, который я и искал. В руке блеснула в прозрачном стеклянном коробке жемчужная пилюля, которая, как пророчила мне мама, способна перевернуть мой мир. Достав переливающуюся горошину, я, не раздумывая, проглотил подарок и стал надеяться на чудо.

Я провалился в какую-то невесомость. Вернее, мое сознание. Тело здесь не находилось, как не было вокруг никаких материальных предметов, только дым или туман. Затем со всех сторон я услышал женский голос. Тот самый, который мама использовала в своих посланиях. Это было похоже на запись, аудиосообщение.

Дорогой Акито! Должно быть, сейчас ты совсем растерян или в полном отчаянии, если решился воспользоваться моим подарком. Предостерегаю тебя: если ты не готов полностью и безвозвратно изменить свою жизнь, не применяй информацию, которую сейчас получишь. Однако я не могу не рассказать это тебе, ведь ты так любишь задавать вопросы. Будь твой отец сейчас жив, он как дверотль непременно рано или поздно поведал бы тебе это. Но сейчас я возьму на себя его миссию. Я дам тебе ответ на один важный вопрос и поясню, как им воспользоваться. А что делать дальше, ты уже будешь решать сам.