Оба смотрели прямо на Алана.
Алана обдало холодом. Он сделал еще один шаг назад. Бинокль лежал на журнальном столике рядом с диваном. Он взял его и продолжил наблюдение из глубины квартиры.
Корбин и Одри еще немного поговорили. В какой-то момент она пожала плечами, на ее лице появилась улыбка. Затем Корбин прошел через гостиную и задернул шторы – Алан покраснел, как вареный рак.
Он опустил бинокль. Его не заметили, но ему все равно было плохо. Его вычислили. Корбин догадался: единственный способ узнать, что происходит в квартире Одри, – шпионить за ней с противоположной стороны здания. Интересно, до него дошло сразу после выпивки? Или он вернулся домой, выяснил, где живет Алан, посмотрел местоположение его квартиры и только тогда понял, что она является зеркальным отображением апартаментов с другой стороны двора? Алан почувствовал физическое недомогание, у него свело желудок. В какой-то короткий ужасный момент ему стукнуло в голову, что Корбин (а может, они вдвоем) может нанести ему визит, устроить своеобразную очную ставку. Он инстинктивно затолкал бинокль между диванными подушками. Свет в квартире напротив погас. Если что, он не откроет дверь.
Алан велел себе расслабиться, сделать глубокий вдох и проанализировать ситуацию. Даже если Корбин и сообразил, что его заметили через окно, это еще не значит, что Алан одержимо шпионит за Одри. А что, если Корбин спросит в открытую? Тогда Алану следует ответить непринужденно: «Точно, должно быть, я увидел вас вместе в окне. Одри никогда полностью не задергивает шторы». От этой мысли он расслабился, снова встал и подошел к окну. Шторы Одри все еще были задвинуты.
В течение нескольких месяцев Алан даже не помышлял о том, чтобы лично познакомиться с Одри. Он знал, что никогда не осмелится. Он также осознавал, что, если и сделает это, Одри поймет, что перед ней – тот самый уродец с другой стороны дома, которого Корбин уличил в шпионаже. Она, должно быть, серьезно восприняла слова соседа, поскольку стала более бдительной, особенно по вечерам. Изредка она оставляла шторы открытыми, но Алан решил ограничить время наблюдения до минимума. Он понимал, что это вредно и к тому же безнравственно, не говоря уже о том, что наверняка незаконно.
Он восстановил контакты с некоторыми друзьями, с радостью принимал приглашения коллег выпить после работы. Один из таких вечеров закончился поцелуем с практиканткой из Саффолкского университета. Белла, девушка с длинными белокурыми волосами, была заядлым игроком в софтбол и фотографировала телефоном буквально все. Хотя Алан не так давно разменял второй десяток, ему казалось, что Белла из другого поколения. Они пошли в кино, а после – к Алану домой. Он осознавал, что она была первым человеком, который переступил порог его квартиры после ухода Куинн. Секс на скорую руку оказался никчемным и неуклюжим, а Белла от смущения тараторила без умолку. После того как она уснула – «Нормально, что я проведу с ней ночь, хотя точно знаю, что это просто интрижка?» – Алан пошел в гостиную. Сна не было ни в одном глазу. Прошло несколько дней с тех пор, как он заглядывал в квартиру Одри. Он раздвинул шторы на несколько сантиметров и посмотрел в сторону ее окна. Она тоже оставила шторы приоткрытыми. Девушка уснула, свернувшись калачиком, книжка лежала на полу обложкой вниз. Он и раньше видел ее спящей на диване. Ее правая рука была согнута и лежала ладонью наружу, вдоль груди, указательный палец упирался в нежную кожу под подбородком.
Алан пошел к дивану, зарылся лицом в подушку и впервые за долгие годы зарыдал.
«С Одри покончено», – сказал он себе.
Нужно очистить от нее свой мозг. И он преуспел в этом за последнее время. В значительной мере.
В субботу утром он нашел старую высохшую сигарету и вышел на улицу покурить. Поговорил с милой англичанкой – Кейт, как-то так, она не сообщила своей фамилии, – которая рассказала, что Одри пропала. Это была странная и тревожная беседа. В некоторой степени Кейт напоминала Алану Одри. Не внешне, хотя они обе отличались бледным цветом лица. Кейт – возможно, только потому, что он познакомился с ней в личном общении, – казалась более приземленной, в то время как Одри всегда была какой-то возвышенной. Коротко стриженная, с тонкими чертами лица, длинными конечностями. У нее имелась характерная особенность – создавалось впечатление, будто она никогда не двигалась, за исключением крайней необходимости, например чтобы перевернуть страницу в книге или сделать глоток чая. В этом их отличие, подумал Алан. Кейт, почти такая же красивая, как Одри, только с более круглым лицом и темными волосами, была явно не спокойна. Когда они разговаривали, она переминалась с ноги на ногу. А когда заправляла прядь волос за ухо, Алан заметил, что ее не покрытые лаком ногти изгрызены до корней.