— Пожалуйста, Бенингтон, — взмолилась я, отчаянно жалея, что не нашла в себе лицемерия для извинений, которые избавили бы меня от этих порноигр.
— Все мои желания, Кэти. Все! Иначе…
— Иначе что? — выпалила я с вызовом.
— Тебе лучше не знать. Не сейчас. Делай, что говорю. Если мне все понравится, я буду добрым.
Бенингтон снова смотрел на меня, гипнотизируя синевой глаз. Я, как завороженная, стала гладить себя.
— Можешь прикрыть глаза, — позволил Торнтон и даже провел пальцами по моему лицу.
Я встретила этот приказ с радостью. Смотреть на него не было больше сил. Правда, напрягло, что Торнтон уперся коленом в диван между моих ног, наклонившись слишком близко. Я слышала стук его сердца и прерывистое дыхание, снова ощущала запах. А потом он коснулся моих губ пальцем.
Охнув от неожиданности, я услышала его издевательский смех.
— Тихо, Кэти. Это всего лишь мой палец. Ты же не станешь блевать и давиться из-за него. Расслабься уже.
Даже с закрытыми глазами я видела его самодовольную физиономию. Лучше бы он и правда трахнул мой рот, заставляя давиться и захлебываться слюной.
Эти пытки были невыносимыми. Невыносимо сладкими и томно-болезненными.
Бенингтон сначала водил пальцем по моим губам почти невесомо, едва касаясь, пока я не услышала тихий приказ:
— Лизни его, малыш.
Я приоткрыла рот и коснулась языком подушечки.
— Еще, по кругу, — велел Торнтон. — Сделай его влажным.
Когда я оставила на его пальце достаточного слюны, Бенингтон снова стал обводить контур моих губ, а потом протолкнул палец мне в рот.
— Пососи, Кэти.
Все это время я продолжала трогать свою грудь, погружаясь в какой-то транс. Возбуждение подогревало кровь и заставляло ерзать. Ласкать себя на глазах у этого идиота неожиданно оказалось таким острым и запретным удовольствием, что я едва сдерживала стоны. Особенно, когда ерзая, задевала ногу Бенингтона.
Он посмеивался и погружал палец глубже мне в рот.
— Сильнее соси. Да, так. Молодец. Быстро научишься.
Речь Торнтона стала отрывистой и путаной. Я слышала, как стучит его сердце, и посасывала палец теперь ритмично и сильно. Торнтон добавил второй, и я почти сразу привыкла к этому.
Я мяла свою грудь, сдавливая соски почти до боли и отчаянно нуждаясь в разрядке.
Торнтон убрал пальцы у меня изо рта, и я съежилась, услышав, как он шепчет мне в ухо:
— Скажи, Кэти… Скажи, что хочешь кончить, и я дам тебе это. Скажи мне.
Он вытащил пальцы у меня изо рта, отбросил мои руки и сам сдавил мой сосок влажными пальцами, делая его мокрым и скользким, а потом подул. Я задрожала, вжимаясь в диван, бессовестно застонала.
— Скажи, скажи, скажи, — уговаривал меня Бенингтон.
— Пошел ты, — выплюнула я, собрав последние силы и гордость.
Его руки тут же оставили меня.
— Сука, — выругался Торнтон.
Я ждала удара по щеке, но мне в грудь выстрелила сперма.
Что за.\?!
— Как хочешь, — мстительно откликнулся Торнтон, пряча член в боксеры.
Он был в одних трусах. Когда только успел раздеться?
— Воспользуйся душем во флигеле. Твоя постель там же. Белье в шкафу. Можешь пройти сейчас через гостиную, но лучше пользуйся отдельным входом со двора.
— Что? Какой флигель? — не поняла я.
— Пристройка к дому, Морковка. В России нет понятия флигель?
— Как оно относится ко мне?
— Ты будешь жить здесь, со мной. Во флигеле, Кэти, — пояснил Торнтон мне как самой тупой.
— Ты ума лишился? Я не…
— Все мои желания, Кэти. Все!
Бенингтон взял меня за руку и поднес к какому-то устройству, что стояло на тумбе у дивана. Он несколько раз приложил мой указательный палец, дожидаясь сигнала, потом то же самое сделал с большим.
— Теперь ты можешь попасть в дом, — объяснил Торнтон. Просто приложи палец к сенсору. Сейчас отправляйся спать. Завтрак должен быть готов в семь тридцать. Капучино, овсянка, вода, тосты и масло. Разбуди меня. Доброй ночи. Желаю кончить хотя бы с самой собой и оценить мою доброту.
Он подмигнул мне и пошел к двери, что, очевидно, вела в спальню.
— Будь ты проклят, Торнтон, — выкрикнула я ему вслед, особенно оценив милость лорда.
Он обернулся и слишком печально для такого ублюдка проговорил:
— Не переживай, Морковка. Я уже. Давно и безнадежно проклят.
Глава 5. Утро новой жизни
Я открыла глаза и увидела высокий потолок. Память тут же безжалостно расписала все, что случилось вчера. Почему я послушала Торнтона и не пила? Амнезия сейчас была бы кстати. Но — нет. Я помнила все. Клуб и паб, аристократы, Алистер и Торнтон, Рослин, пощечина, спор и мое эпическое падение в бездну.