– Наверное, вокруг пещеры можно найти консервные банки.
– Да, но не забывайте, что, находясь на высоте, человек любит бросать что-то вниз, просто чтобы посмотреть, как это летит.
– Вы правы. Честно говоря, я предполагал, что еды будет гораздо больше. Хотя… Анджела, – Бридон повернулся к жене, – что, по-твоему, не хватает в этой пещере? Так сказать, по хозяйственной части?
Анджела хорошо знала, когда от нее требуется быть собранной и серьезной. Она наморщила лоб и огляделась по сторонам, словно стараясь представить обитателя пещеры.
– Мыла, – ответила она.
– Верно, – кивнул Бридон. – Доктор Парвис, мне нужен ваш совет не как врача, а как местного жителя и друга семьи. Что мы должны сделать с этими вещами? Вынести их и уничтожить? Отдать семье? Оставить здесь?
– На вашем месте я бы оставил все здесь, учитывая то, что вы можете захотеть показать их кому-нибудь другому. Вынести вещи можно позднее, когда вы закончите свое расследование. Не волнуйтесь, что сюда явится кто-то еще: до апреля тут не будет ни одного туриста или любителя пикников, это я вам гарантирую.
Совет был принят, и они вышли из пещеры, задержавшись у ее входа для того, чтобы снова прочитать печальную надпись.
– «Здесь он обрел покой», – произнес доктор Парвис подобающим случаю торжественным тоном.
– Да, конечно. – В голосе Бридона прозвучала нотка горечи. – Вопрос только – кто?
Глава 12. Анджела знакомится с обществом
В отеле «Блэруинни», как и во всяком другом, имелся дворик с небольшим садом, достаточно унылым, чтобы никто, включая самых благожелательных постояльцев, не захотел бы иметь его в собственном доме. Никто не знает, почему гостиничные сады должны быть непременно безобразными, это просто факт, не требующий объяснений. Сад, о котором идет речь, включал в себя узкие дорожки с хрустящей галькой, квадратные лужайки, на которых никто не играл в крокет, мрачные туи, заключенные в гигантские горшки, тощие аллеи пыльных лавров и летние домики, настолько убогие, что даже местные работники не делали вид, будто они годятся для гостей, и хранили в них садовый инвентарь. Росли здесь и деревья, но в основном чилийские араукарии, столь же банальные, как герань или фикус. Высаживались и цветы, но такие скучные, словно их выкопали в городском парке. Садовник, похоже, занимался только тем, что стриг лужайки и ровнял дорожки с помощью граблей. Клумбы были выложены крупными камнями, выкрашенными в белый цвет. И, неизвестно почему, в каждом уголке пахло бензином.
В такой неприглядной обстановке, впрочем, не обращая на нее никакого внимания, Бридон и доктор Парвис прогуливались после обеда. Следует заметить, что доктор остался на обед и даже согласился выкурить сигару-другую. Бридона восхищала неторопливость доктора: качество, которое в отношении других позволяло заподозрить скрытность или педантизм, но в случае Парвиса свидетельствовало только об эпикурейском вкусе к истине. Доктор отнюдь не сторонился вопросов детектива и проявил себя как полезный источник информации.
– Утром вы сказали, что у Колина Ривера не было признаков голодания, – произнес Бридон. – Вы сами это видели?
– Да, хотя и не собственными глазами. Когда нашли тело, мне позвонили, но я был занят с одним пациентом, попавшим в аварию. Естественно, они торопились и пригласили моего коллегу, доктора Маклохлина из Пенстивена. Это он осмотрел труп и делал вскрытие.
– Как вы думаете, доктор не мог ошибиться насчет времени смерти?
– По его словам, когда он увидел тело, на нем уже были явные признаки окоченения. А их вряд ли с чем-либо спутаешь. Но если вы хотите спросить, ошибаются ли врачи в своих диагнозах, мистер Бридон, то я могу вам рассказать много историй на эту тему. В общем, в Дорн я попал только после утреннего обхода, а это было уже в полдень. Я приехал туда скорее не как врач, а как друг семьи.
– В таком случае, надеюсь, вы поможете мне разрешить несколько вопросов, которые меня интересуют, но я не решился задать вам их, когда находился в Дорне. Прежде всего, был ли Колин Ривер от природы настолько бледен, что цвет его лица – скажем, в состоянии сна, – мало чем отличался от цвета лица после смерти?