— За те невинные вопросы? — императрица фыркнула. — Не думаю, что Силакви может пронять что-то подобное.
— Но разве Киан не обвинил тебя в происходящем? — выгнула Ольтея бровь. — В том, что Челефи не был пойман и устранён ещё несколько лет назад?
— Скорее упрекнул, — Мирадель пожала плечами, но её любовница видела, что новая игла нашла своё место в нежном сердце Милены. А ещё она поймала пристальный и изучающий взгляд императрицы.
«Действуешь слишком явно, — упрекнула она саму себя. — Нужно быть осторожнее».
— Пожалуй, если кто и имеет на то подобное право, так лишь он, — слабо улыбнулся Дэбельбаф, напоминая о том, что вера и власть в Империи всегда шли рука об руку. Формально высший жрец считался независимой фигурой, избранной самим Хоресом. Фактически Силакви говорил голосом бога. И об этом не стоило забывать. — Сегодня его очень не хватало. Быть может, пока отсутствует император, он мог бы…
Ольтея едва не взвизгнула от радости, наблюдая за столь потрясающей актёрской игрой. Мариус не просто говорил — он жил своей ролью!
— Дэсарандес оставил править меня, Дэбельбаф, — раздражённо бросила ему Милена. — А не высшего жреца, герцога Севера или совет.
— Конечно, — министр униженно опустил голову. — Безусловно, вы правы. Простите мне мою дерзость.
— Думаю, всё это лишь недоразумение, — словно птичка, прощебетала Ольтея, едва уловимо сжимая руку любовницы, — вот только в связи со всем происходящим, многие действия Киана вызывают вопросы. Быть может стоило бы вызвать его в столицу и поговорить? Решить вопрос раз и навсегда?
— Оли, — устало произнесла Милена, — у меня нет времени на эту чушь. Силакви — один из самых преданных Империи людей. Нам стоит переключить внимание на куда более серьёзную цель — Челефи, который может ударить чуть ли не по любой точке Малой Гаодии. Каждый прибрежный город под угрозой, включая столицу!
Женщина знала, что Мирадель врёт. Это было слышно по её голосу. А значит, сегодня был поставлен очередной кирпичик в стену отчуждения, которая должна образоваться между двумя столпами власти: светской и духовной.
Раскол. Вот что им было необходимо. Чтобы построить что-то новое, нужно было как следует истончить старое. В Империи же имелось слишком много всего, что на взгляд Финнелона и самой Ольтеи необходимо искоренить. И когда страна окажется на грани, когда Дэсарандес примчится восстанавливать и исправлять, истратит все силы, ресурсы и влияние, позволяя Империи восстать из пепла… О, Ольтея не сомневалась, что у императора это получится! Он точно сумеет починить этот испорченный механизм. Но сколь многого ему будет это стоить?
Именно тогда, ослабший и потерявший бдительность, лишившийся всех союзников, оставшийся в одиночестве, он и найдёт свою смерть. А им достанется обновлённая Империя.
С этой мыслью Ольтея проходила весь день, порхая, как бабочка. Вечером же привычно заглянула в покои императрицы. Ожидая увидеть давно знакомую картину, женщина похолодела, заметив ледяной взгляд Милены. Императрица неспешно подошла к своей любовнице, а потом отвесила ей хлёсткую пощёчину.
Волна ярости и удушливого страха затопили Ольтею. Слишком много мыслей и чувств поразили её. Что если императрица всё знает? Что если она облажалась и убийство Хиделинды оказалось раскрыто?
— Ты знаешь, за что это? — зло спросила Милена.
И Ольтея поняла. Вокруг нет стражи, нет никого. Сама Мирадель не сион, так что не имеет никаких возможностей навредить ей. Следовательно, арестовывать её никто не станет. Тогда…
— Высший жрец, — тихо ответила она.
— Поднятая тобой сегодня тема — вопрос нашей династии, Оли, — кивнула императрица. — И я готова закрыть на это глаза лишь потому, что ты жена его сына.
— Я хочу сберечь тебя, Милена, — Ольтея шагнула вперёд. — Ты и Финн — вот единственные люди, которые волнуют меня. И уж никак не Силакви!
Через миг они слились, крепко обнимая друг друга. Слёзы и слова летели как потревоженные птицы.
«Люди бросают жребий, — думала Ольтея. — Рискуют временем, богатством, даже любимыми людьми, ради тех великих личностей, которые, по их мнению, должны были принести победу. После того как жертва принята, нужно только дать им повод поздравить самих себя».
— Прошу тебя, Оли, — шептала Милена. — Ты не должна говорить так о Киане. Особенно при посторонних.
— Но… — начала было она, но оказалась прервана.
— Распри и раздор! Никто не должен знать, как сильны они в наших рядах! — значительно громче произнесла императрица. — Подобное подчёркивает нашу слабость. Даёт врагам шанс вцепиться в неё и не отпускать.