Так что ожидаемый обмен ролями обернулся лишь ещё большим унижением.
Я знаю, что это она настроила мистера Хоуи против меня.
Мне не понятен такой человек.
Я очень даже рад, что она мертва.
Я очень рад.
Я ликую.
И я не боюсь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ (РЭНДИ ХЕСС - ДО ТОГО)
Я СКАЗАЛ НОЭЛЬ что Уилма ждёт нас обоих на уик-энд, и это положило начало одной из наших вяло текущих, противных маленьких ссор. Ни вдохновенных тирад, ни неистовства. Лишь глухое раздражение. Это не всегда было так. До Уилмы такого не было. Нервы у меня были крепче. Мы с моей женой почти чужие друг другу - по-моему, мы уже давным-давно не смеялись вместе. И это не имело для меня особого значения, до тех пор, пока шесть месяцев назад на сцене не возник Гилман Хайес. Он почти полностью вытеснил меня из одной сферы, в которой я был полезен для Уилмы. Я думаю об этом и спрашиваю себя - как мне удалось отбросить всю свою гордость и приличия. И я спрашиваю себя - почему я готов день за днём выполнять те унизительные задания, которые она мне даёт, исключительно ради тех коротких и редких моментов, когда она открывает свои объятья.
Я думаю о себе и удивляюсь, что я способен чувствовать себя настолько свободным от стыда. Думаю, в своё время я был гордым человеком. У меня сохранились такие воспоминания. Но это воспоминания, которые, кажется, принадлежат какому-то другому человеку.
Она не плохая. Она не злая. Люди совершают ошибку, когда они говорят, что она злая и коварная. Она всего лишь Уилма. Я помню один случай, когда она разговаривала со мной таким голосом, которого мне прежде не доводилось слышать.
- Я была толстым ребёнком, Рэнди. Ужасно толстым ребёнком. У меня широкая кость, а на кости много подкладки. Бог мой, я всё время ела. И ненавидела свою внешность. Я была уродкой. - Она говорила негромко, лёжа рядом со мной в своей постели, её профиль чётко проступал на фоне красного тумана, стоявшего над городом.
- Я мечтала о том, что явится добрая фея. С волшебной палочкой. Она дотронется до моего лба и скажет мне, что я прекрасна. И во сне я всё бежала, бежала, бежала к зеркалу, так, что сердце оказывалось в горле, и смотрелась и видела всю ту же толстушку Уилма. Я возненавидела свою добрую фею. Возможно, это и подвигло меня к тому, чтобы заняться косметикой, Рэнди. Я размышляла над этим. Волшебная палочка. Слушай, возьми это на заметку, хорошо? Для помады. Может неплохо получиться. Меня слишком разморило, чтобы думать об этом прямо сейчас. Наверное, толстота и уродство имели и другие последствия. Понимаешь, я видела, как прелестные маленькие девочки ходят на свои вечеринки. Я пряталась. Иногда, расхрабрившись, бросалась грязью. Был один мальчик, по которому они все сохли. Бог мой, я тоже по нему сохла. Сердце моё начинало колотиться, стоило только увидеть его в школьном коридоре. Это было так нелепо. Я рассказала обо всём этом своему психоаналитику.
- И что он сказал?
Она перевернулась и приподнялась на локтях, надвинувшись на меня, так что одна большая безупречная грудь затмила полмира.
- Он сказал, Рэнди, что может идентифицировать причину моей так называемой нимфомании. Он говорит, что она не имеет под собой никакой физиологической основы. Он говорит, что таковая редко присутствует. Обычно это обусловлено тем, что человек страстно хочет быть любимым. И есть какое-то препятствие. У меня это внешность. Бог мой, что у меня творилось в душе. Средоточие безумных желаний. А эта моя семья! Господи. Они давали тебе затрещину ты ни за что - просто за то, что ты прошла мимо. Странно кажется, как подумаешь об этом - о том, что ты проводишь всю оставленную жизнь сводя счёты. Он сказал, что именно этим я и занимаюсь. Что я затаила обиду на мужской пол. Он не замечал меня, когда я хотела, чтобы меня заметили. Он сказал, что это скверно, потому что теперь я никого не смогу любить по-настоящему. Чёрт возьми, наверное, я вполне без этого обхожусь. Я спросила его, почему у меня столь велика потребность в физической любви. Он сказал, что это просто символ. Он сказал, что если ему дать время, он сможет меня излечить. И я подумала над этим и сказала ему, что, мол, большое спасибо - я и так проживу. Вот так-то, Рэнди. Я действительно тебя ненавижу. Ты можешь в это поверить?
И, посмотрев на неё, я смог в это поверить. И, несмотря на это, понять её. И, несмотря на это, пожалеть и полюбить ребёнка, которым она когда-то была.
И пожалеть себя за то, что мне случилось встать в нужном месте в нужное время, для того, чтобы меня переехала эта беспощадная женщина-машина, при всём при том осознавая, что это ни в коей мере меня не оправдывает. Она лишь раскрыла во мне изначальную чувственность, мазохистскую слабину, о которой я не подозревал.
Она редко так со мной разговаривала. По большей части мне была уготована роль мальчика для битья.
Был ещё один случай.
- А Ноэль знает об этом, Рэнди?
- Я ей не рассказывал, если ты это имеешь в виду.
- Но она знает?
- Я в этом совершенно уверен.
- Разве тебя это не тяготит? Ты не хотел бы покончить со всем этим и попытаться снова сделать её счастливой?
- Я знаю, что мне следовало бы это сделать.
- Но ты будешь это продолжать в том же духе, правда?
- Да. Наверное, так.
- Скажи мне, почему.
- Что ты имеешь в виду?
- Скажи мне, почему ты не собираешься с этим покончить.
- Потому что ... я не могу.
- Вот это я и хотела от тебя услышать. Позволь мне рассказать тебе о других, Рэнди. Разве ты не хочешь меня послушать?
- Пожалуйста, не надо, Уилма.
- Мне нравится о них разговаривать. Так же, как я разговариваю с ними о тебе.
- Перестань, Уилма.
- Я перестану. Скажи мне, какой ты. Ты слабый?
- Слабый, грешный и грязный.
- И тебе стыдно?
- Нет. Мне не стыдно.
- А должно быть стыдно?
- Да, должно быть. То, что я делаю, грех в глазах людей и Бога.
- Это чудесно звучит. Ты должен когда-нибудь ещё раз это сказать. Но сейчас мы прекратим разговор, правда, Рэнди? Сейчас, дорогой, мы прекратим разговор. Правда? Правда?