Тамара ходила по квартире, лапая стены, это странное хождение вдоль стен продолжалось, видимо, долго, во всяком случае, подступила легкая тошнота, и пришлось сесть. Напротив в серванте прислоненно к стеклу стояла фотография Лены и Динки. Дочь улыбалась нежно, внучка вовсю щерила роток без двух передних зубов, которые лежали в крохотном бархатном футлярчике, где когда-то лежало Тамарино обручальное. Его она бросила мужу в морду в суде, и именно это послужило основанием решения в пользу мужа, который в иске ссылался на ее дурной нрав, а он возьми и проявись — нрав — в виде броска кольца в цель с соответствующим словесным сопровождением. Надо сказать, что слова были еще те!
У мужа давно была женщина, Тамара честно с ней боролась чистотой и порядком в доме, всем стираным и выглаженным, боролась разнообразием меню и билетами в театр, кино и цирк. Не в коня корм — все мимо!
Потом, когда в жизни Тамары появился Сергей, она поняла, что вела себя глупо. Что ни одну любовницу нельзя победить походом в кино и чистыми простынями. Что это все по разным ведомствам. Но надо было самой попасть в любовницы, чтобы не то что понять, просто узнать.
Сергей был женат. И, как и Тамара, имел пятилетнюю дочь. Познакомились они во дворе, раскачивая девчонок на качельках. Такой был у них вегетарианско-лирический период, когда ничего еще нет, но уже есть предчувствие радости, когда еще легко спрашивается о жене, но есть в вопросе и некая снисходительность к теме, потому как оба понимают: жена, она как бы уже и вторична. Просто они порядочные люди и проявляют душевный интерес и такт, а на самом-то деле им до нее уже далеко — отплыли.
У Тамары была лучшая подруга — поджарая тренерша по легкой атлетике Вероника. Длинное имя не годилось ей ни с какой стороны, ни со стороны быстроты и стремительности самой профессии, ни со стороны характера девушки — решительного и короткого в решениях. Подруга отрезала у имени конец и начало и звалась Роной. Так вот, Рона после развода Тамары сказала: «Нужен сильный антибиотик в виде хорошего мужика, чтоб снял стресс». Когда Тамара смехом поделилась, что есть некий «песочный папочка», который «смотрит не так, как если бы я была просто чья-то мама», Рона сказала: «Покажи. Я лицо третье и холодное, как морж… Я сразу скажу — антибиотик он или не антибиотик…»
Делов! Подгребла к ним, когда девочки в четыре руки строили в песке замки, присела на лавочку, протянула руку Сергею: «Рона». Тот слегка пискнул, выдергивая руку, а потом, как свой, развернул для обзора мозолистую, бетонистую Репину ладонь. «Ни фига себе! — засмеялся он. — Вы скульптор?»
Рона зарделась, как тот самый маков цвет, ну сроду ей такого не говорили, сроду! Роковым стало делом это несчастное слово.
А простодырая Тамара улыбалась вяло и загадочно, не подозревая, что на офлажкованном для личного счастья пространстве села посторонняя птица, раненная насмерть. Скульптор.
Вам такое говорили?
И все равно это еще вегетарианский период. С анекдотами, рассказами о детях, медицинскими советами и прочее, и прочее. Даже когда к песочнице выходила жена Сергея, всегда с книжкой или журналом, и пальчиком двигала вверх по носу сползающие очки, даже тогда все были хороши и любили друг друга.
Жену Сергея звали Люся, она была корректором, слепла над гранками, но тем не менее самозабвенно читала и читала… «Что даже очки сползали от усталости», — шутила Рона. И без всякой подначки. Почти с сочувствием…
Был ли вынесен диагноз относительно Сергея — антибиотик он или что?
Рона сказала Тамаре: «Он, Томка, друг, и не нагружай его большим». — «Я? Нагружаю?» — возмутилась Тамара. «Ладно, ладно!» — ответила Рона.
Ну кто ж будет вглядываться в тайность зрачка подруги? Кто будет искать там скрытое? Например, Рона стала лечить свои ладони оливковым маслом. Душа ее возжаждала мягкости их.
Некоторые истории имеют свойства прерываться, дабы дать нам время на размышление над ними.
Сергей получил назначение на работу во Вьетнам «для улучшения качества промышленности восточного друга», снял с работы слепнущую Люсю, взял в охапку дочку Свету и — как их и не было. Толком даже не попрощались, потому как мужчины редко умеют думать две мысли сразу, и, когда замаячил Вьетнам, странное шевеление в душе при виде Тамары как-то само собой усохло, а Рона вообще была тут ни при чем… Он понятия не имел, что она отпаривает свои ладони. Для него, дурака, между прочим.
В этот просвет истории Тамара вошла с чувством обиды и разочарования, все-таки что-то давало завязь, и еще бы чуть-чуть… Но, увы! Рона же была убита напрочь, потому что у нее вообще, кроме мальчика в восьмом классе, который потрогал в лифте указательным пальцем ее грудь, никого не было. Товарищи по спорту, конечно, трогали ее запросто, профессионально, но ни один не сказал ей волшебного слова «трибли-трабле-бумс», то есть «скульптор».
За время отсутствия Сергея (а это было — на минуточку — восемь лет) Тамара дважды чуть не вышла замуж, заминалась едва ли не на финишной прямой.
К бывшему мужу остервенелую ненависть испытывать перестала и жалела кольцо, которое так по-дурному тогда выбросила. Лена росла хорошей девочкой, ходила за хлебом и молоком, умела сварить «Геркулес» и поджарить глазунью. Рона плюнула на ладони и вспоминала Сергея с легким отвращением, как посещение врача по очень уж внутренним органам.
Когда через восемь лет Тамара встретила Сергея в булочной, она сразу даже не сообразила, кто перед ней. Он отрастил усы и бородку, видимо, компенсируя потерю волос на темечке, но то, как он ее тронул у кассы, опять хочешь-не хочешь несло больше информации, чем просто: «Привет! Я вернулся!» Восемь лет одиночества и две неудавшиеся попытки — это не халам-балам. И если в тот буколический период она распускалась вяло и лениво, имея впереди большое пространство времени, то тут пошла другая скорость. Можно сказать, что прямо из булочной они сразу перешли в постель, но это будет красное словцо, на самом деле все случилось скоро, но отнюдь не моментально.