– Если покорпеть, да навалиться, то доказательства найдем, – сказал Валид Валидович, – вы только команду "фас" обозначьте.
– Да вот в том то и дело, что покуда политически не можем мы такую команду дать, – разведя руками, сказал Зам Генерального, – Кучаев, губернатор Краснокаменска нынешний, он у хозяина вроде в фаворитах ходит, в любимчиках, и руки у нас покуда коротки его за шкварник взять, а то бы за президентский самолет другого губернатора давно бы…
Зам Генерального на минутку осекся и замолчал, задумчиво глядя в окно, из которого были видны золотые купола с крестами.
– Но ты, Валид, ты материалы собирай, – продолжил Зам Генерального после паузы, – компромат никогда лишним не бывает, сейчас Кучаев сюда прикатил, в Москву, выбивает деньги под строительство нового тоннеля и на окружную автодорогу.
– Кстати о дороге, Василий Игнатьевич, – встрепенулся Валид Валидович, – эти рационализаторы из Урал-Спецстроя, где директора недавно убили, слыхали?
– Да-да, – кивнул Зам Генерального.
– Так вот, рационализаторы эти вели реконструкцию Новосибирского тракта заказ федеральный по программе Президента Дороги России. И что? На реконструированных ста километрах тракта ширину дорожного полотна сделали на пятнадцать сантиметров уже. При общей ширине четырехполосной автодороги пятнадцать сантиметров эти вроде как совершенно не заметны. Но при длине трассы в сто километров экономия получилась весьма существенная.
– А как с расследованием убийства, кстати говоря? – спросил Зам Генерального.
– Этим местная прокуратура занималась, областной прокурор Кондратьев, – кашлянув, ответил Валид Валидович, – вроде бытовуха, говорят.
– Ну ладно, – удовлетворенно кивнул Зам Генерального, – я Кондратьева вызову с отчетом, а ты поезжай назад в Краснокаменск и копай под всю эту братию, под Кучаева, и под этого, помощника его…
– Антонова, – подсказал Валид Валидович.
– Во-во, и под Антонова и под всю его камарилью строительную, всех кто в делах повязан, давай на всех на них материал, а то сейчас там большое строительство намечается, чуть ли не на пол-миллиарда бюджетных денег.
– Я все сделаю, не сомневайтесь, – снова закашлявшись, сказал Валид Валидович.
– И это, – уже напутственно с отеческой заботой о подчиненном, сказал Зам Генерального, – ты там этими, прогулками в лесопарковую зону больше не увлекайся, береги себя, а то…
И Валид Валидович заметил в глазах Зама Генерального такую хитринку, что указывала на какое-то знание об истинной природе тех самых прогулок в лесопарк Сиреневой Тишани.
Глава 3.
Хуже нет, когда родители пытаются неуклюже сосватать-просватать или подружить своих чад. Типа того, мы – взрослые дружим, и вы – наши дети извольте подружиться! И не понимают главного, что дети не есть их продолжение или копия по конструкции личности, а как раз чаще всего – наоборот. Поэтому то и в святая-святых, что есть для молодого человека или девушки дружба – грубые родительские методы не работали. Это не уроки заставить делать, или трудовую повинность да даче отрабатывать. Приказать – дружи с сыном Олега Михалыча или подружись с Дочкой Петра Петровича – это никогда не канало и не прокатывало.
Женьку Богуша его папаша Игорь Александрович пытался вот подружить и с дочкой Столбовых с Лёлькой, и с сыном Антоновых Максимом – и ничего путного из этих принудительных дружб не получилось.
Так, сходили пару раз формально в волейбол поиграть на пляж, да на дачах несколько раз встречались, когда родители на свои сабантуи собирались.
Дружбы по папиному принуждению у Жени Богуша еще и оттого может не получалось, потому как и с самим отцом, с Игорем Александровичем у него отношения были очень сложные.
Обоюдной любви, тяги друг к другу и каких-либо нежных чувств ни отец к сыну, ни сын к отцу не испытывали.
Уже в шестом или в седьмом классе нашла какая то коса на камень в их отношениях.
До этого все вроде было как во всех семьях – сын просто знал, что у него есть отец. И это знание исходило от регулярно получаемых маленьким Женей подарков.
Дорогих подарков, каких не получали иные его товарищи по двору и по школе. Женя отцом привык гордиться. Как же! В те еще времена, когда автомобили были далеко не во всех семьях и вообще машина считалась признаком какого-то экономического преуспевания, у них в семье Богушов было аж два автомобиля. Если даже не все три.
Потому как помимо дедушкиной "волги" с оленем на капоте, была еще белая тойота с правым рулем, на которой ездила мама и была еще служебная черная "волжанка" с шофером, которая каждое утро приезжала за отцом и каждый вечер аккуратно привозила его обратно, в каком бы виде отец не заявлялся – в трезвом или не очень. Вечернего приезда этой самой черной "волжанки" с некоторой поры Женя и стал сперва просто побаиваться, а потом и вовсе возненавидел эти ее прибытия, после которых пьяный отец сперва долго и шумно разувался в их большой прихожей, а потом, оглашал их большую и оттого обладавшую гулким эхом квартиру громоподобным басом, от которого сердечко юного Жени трусливо сжималось и пряталось под левую пятку.
– Евгений! – кричал прибывший с очередного ресторанного обмывания отец, – Евгений, с дневником шагом марш ко мне!
И не то чтобы отец его бил или давал ему подзатыльники.
Нет.
Не в этом была причина сперва страха, а потом и образовавшейся на месте этого страха нелюбви к отцу.
Просто с какого то времени Женя вдруг почувствовал, что отец совсем не любит его.
И что эти воспитательные вечерние построения, эти казарменные правежи с дневником и тетрадками были чистой воды формальной данью отца тому общезаведенному порядку, при котором если у отца есть сын, то отец должен проверять, как его сын учится. И если сын учится так-себе, то отец по этому общезаведенному порядку должен быть с сыном строг.
И вроде ни к чему нельзя было придраться.
Никаких претензий к отцу в том, что он проверяет у сына дневник и ругает нерадивого сына за двойки, Женя сформулировать и тем более предъявить не мог.
Однако, сердцем Женя чувствовал, что отец просто хочет чтобы его сын был бы послушным и образцовым, как были в его хозяйстве образцовыми – мебель, автомобили, дача, одежда… И если сын не отвечал требованиям этой высококачественной образцовости, то отец не любил его. И выбросил бы, кабы это было бы можно. Но сын был не мебелью и не автомобилем, и выбросить или поменять его по человеческим законам было нельзя. И Женя чувствуя постоянное раздражение и недовольство отца, не имел желания исправиться в учебе, но только все больше и все сильнее ненавидел эти его поздние вечерние приезды с работы.
А потом отчуждение еще более усилилось.
Жене нравилась музыка, гитары, ударные инструменты.
Он репетировал со школьными товарищами, а отец…
А отец, если был дома, врывался в комнату и всех разгонял, крича, что с гитарами и с сережками в ушах ходят только гомосексуалисты и наркоманы, а что нормальные ребята – думают о будущем и готовятся в университет.
Впрочем, в университет Женя и так поступил.
И опять-таки… не на тот факультет, на который прочил его отец, а на тот, который Женя посчитал для себя более интересным.
В Питере у Богушов жила родственница. Двоюродная сестра отца – Лидия Сергеевна – дочка дедушкиного родного брата Сергея Александровича Богуша. Жене она приходилась двоюродной теткой. Жила Лидия Сергеевна на Пушкинской улице рядом с метро Площадь Восстания в коммунальной квартире.
Отец, посылая Евгения в Питер, полагал, что тот станет жить у тетки.
Но Женя сразу подал на факультете заявление с просьбой предоставить ему общежитие и к тете Лиде заходил лишь когда денег совсем не было, чтобы перехватить до перевода из дому или до стипендии.