Но потом, когда все станет шито-крыто, Богуш спросит Игнатьева, – а на хрена мне такой прораб нужен, чтобы за ним сопли подтирать?
И будет по своему прав.
Богушу такие прорабы нужны, чтобы умели сами за собой прибраться, если потребуется.
Вот уволит Игнатьева Игорь Александрович, где Вова потом такую работу найдет, чтобы шесть тысяч в месяц?
Придется тогда и с мечтой о кирпичном коттеджике расстаться, да и с иными планами тоже. В круиз по Средиземноморью, да новая машина.
А к хорошей жизни ведь быстро привыкаешь.
Нет, не будет он Богушу звонить!
Не будет, тем более не будет, потому что у Игоря Александровича сегодня вроде как юбилей, не то пятьдесят ему, не то сорок пять…
– Слушай, это, Мэлс, – обратился Игнатьев к бригадиру, – ты это, предупреди своих, чтобы не болтали лишнего, скажи им, что руководство денег семье этого Исо соберет, успокой их, а я пока сам до участкового доеду.
И уже направившись к своему почти новенькому "Санта-фе", добавил, – и это, уберите тело с прохода, оттащите его в столярку что ли, да накройте там, чтобы никто не видел, и кровь на плитах замойте. …
Участковым у них был у них капитан милиции Магомед Алиев.
Район новостроек.
Спальный район Сиреневая Тишань.
Здесь вообще много азербайджанцев жило.
Люська – уборщица, что в прорабской подметала, сама из аборигенок, рассказывала, что в местных школах в некоторых классах уже половина черноты. Это словечко у нее не по злобе, а как-то органично по-русски вылетало, как в литературе у Толстова или Лескова слова абрек или басурманин.
Вышли до кафе "Лейла".
Сели за столик, закурили.
Алиев сразу смекнул что к чему.
Хитрые они эти азербайджанцы.
Скоро лет этак через "дцать" совсем местных в резервации загонят.
А ведь еще лет восемь назад ничего у них здесь не было, кроме нескольких лавочек с овощами да арбузами.
– Пять кусков, – сказал Магомед, выслушав прораба Игнатьева, – пять тысяч и этот таджик будет уже моя проблема, а не твоя.
Сказал и улыбнулся во всю ширь своей золотозубой улыбки.
– Пять тысяч за какого-то черного, да ты совсем охренел, капитан, – возмутился Игнатьев, – две пятьсот красная цена, что я не знаю, как это делается? Вывезешь его с моим Мэлсом на свалку, скажешь бригадиру бомжей, чтобы закопали, и дело с концом.
В маленьком кафе "Лейла", принадлежавшем азербайджанцам, было совсем безлюдно.
Они с капитаном, да девушка барменша, что служила одновременно и официанткой.
Девушка очень старалась угодить, аккуратно ставила чашки с кофе, пепельницу, даже капельки какие-то незаметные глазу салфеткой старательно вытерла перед самым главным посетителем.
Впрочем, какой он Магомед посетитель?
Да он наполовину хозяин этого кафе.
И девчонка эта официанточка наверняка его рабыня.
Игнатьев глазом профессионального ловеласа оценил ножки и попочку прислуживавшей им девушки.
– Пять тысяч, Володя, – упрямо подытожил Магомед, – или иди вызывай милицию и санитарный транспорт, оформляй протокол, как положено. А этот твой рабочий без документов. И еще у тебя таких рабочих пол-сотни на участке, разве я не знаю? А копнут, там у тебя в подсобках, где они спят, и антисанитария, и наркотики…
– Нет там наркотиков, – вскинулся Игнатьев.
– Есть наркотики, – жестом успокоил прораба Магомед, – и насвай, и гашиш, и кое-что покрепче… А надо, и патроны со взрывчаткой найдут, ты же знаешь наших.
Игнатьев знал. Потому и молчал.
Алиев лениво ковырял во рту зубочисткой.
Игнатьев тяжело вздохнул.
– Мало ты получаешь с меня? – спросил он, глядя мимо участкового куда-то в пол.
– Это не включает в себя непредвиденные расходы, или форс-мажор, – неожиданно по-научному выразился капитан, – И ты вообще, что жадничаешь, Володя, хочешь проверок, так тебе же дороже выйдет.
– Хорошо, будет тебе пятёрка, – тихохонько, чтобы со стороны не показалось, будто они ссорятся, хлопнув по столу ладонью, сказал Игнатьев, – сегодня вечером привезу, только ты сейчас не мешкай с этим, вывези его у меня со стройплощадки… …
Мэлс все сделал, как просил его прораб.
Ту половину рабочих у которых не было никаких документов, он сразу вывел с участка, вывел оттуда, где в вагончиках они жили целыми месяцами, где спали, где готовили себе пищу, где стирали и мылись, где играли в нарды, куда приводили самых дешевых проституток, вывел с территории строительства и развел по квартирам знакомых земляков.
Мэлс не даром получал свою тысячу долларов в месяц.
Бригадир.
Бригадир и правая рука прораба.
А рабочие тихонько роптали.
– У Исо жена и трое детей дома остались.
– Как же не похоронить его по нашим обычаям?
– Что мы совсем как рабочая скотина здесь?
– Этот Путин хуже чем наш Туркмен-баши, если такое здесь с нами творят.
Но Мэлс быстро усмирил недовольный ропот.
– Жене и детям Исо прораб зарплату за три года пошлет, целых сто тысяч рублей, а вы помолчите, захотели назад по домам разъехаться? Я никого не держу, идите, в другом месте такие деньги попробуйте заработать.
И никто больше не ворчал.
Все – и каменщик Аба Елеусизов, и арматурщик Бэн Алишеров, и плотник Хамзан Дехканов и все тридцать совершенно бесправных работяг из далеких Пянджа и Ашгабада закрыли рты. Потому что у каждого там в голубых далях предгорий Алатау остались жены и дети, которым если они перестанут посылать им деньги, придется заниматься воровством и проституцией. …
В свой последний путь Исо Шевлохов ехал без особого комфорта.
В заднем "обезьяньем" отделении старого милицейского УАЗика.
Магомед Алиев сам сидел за рулем. С ним на южную городскую свалку поехал и последний плакальщик усопшего – бригадир Мэлс Хамданов.
– Надо бы договориться с бомжами, чтобы похоронили по нашему, лицом на восток, – сказал Мэлс.
– Договоримся, – кивнул Алиев, покусывая свою вечную зубочистку, которую он лет пятнадцать подсмотрел в каком-то американском кино. …
Через полтора месяца Алия Шевлохова и правда получила из России деньги.
Много денег.
Триста долларов.
В киргизских сомах это было почти полторы тысячи.
На такие деньги можно несколько месяцев жить – не тужить.
И можно было не ходить больше на государственную дорогу Ашгабат-Туркменбаши.
А Алия ходила туда.
Ходила и садилась к шоферам грузовиков всего за пять сомов.
И старшая дочь Алии – Сади ходила туда.
И младшая скоро пошла бы.
Если бы не муж.
А муж Исо в последнем письме писал, что там в России на стройке их называют "кули".
Так смешно…
Кули… ….
– Гоша, у тебя кули есть, чтобы резинострел свой на ком опробовать? – задорно сверкая новенькими по израильской технологии выбеленными зубами, спросил Вадик, – или собака какая-нибудь?
– Я тебе дам, собаку калечить! – грозно прикрикнул на приятеля Богуш.
Игорь Александрович – для близких друзей Гоша вертел в руках новенький, принесенный Столбовым револьвер.
– Это мой тебе подарок на сорок пять лет, – пояснил Вадик, с почти нежной но вместе с тем подобострастной улыбкой глядя на своего институтского товарища.
В далеком детстве, на первом курсе строительного института, когда они вместе со Столбовым прогуливали вторую пару лекций, сидя в кино, перед экраном, по которому скакал гэ-дээровский индеец Гойко Митич, как они мечтали о такой настоящей боевой железке с барабаном и с шестью блестящими патронами в её баррелях!
Игорь Богуш помнил и тот фильм, после которого он стал четко представлять себя в кресле очень большого руководителя.
Это была экранизация рассказов О-Генри.
– Боливар не выдержит двоих…
Именно эта сцена произвела тогда впечатление на юного Игоря Богуша, именно эта сцена, что была в кабинете президента нефтяной компании, когда бывший громила – ковбой – грабитель почтовых поездов, открывал ящик своего письменного стола, и там, рядом с коробкой гаванских сигар лежал его старый шестизарядный кольт.