Ведь подписи под бухгалтерскими бумагами они ставят оба, а Эм-Пи Сивилл Инжениринг Универсал скоро получит из Москвы перевод на сто пятьдесят миллионов.
– Но почему так много людей, с которыми необходимо делиться? – раздраженно подумал Минаев, – какое свинство! И Беня Поллак, и эти – целая свора Краснокаменских уродов – Столбов, Богуш, Антонов… А за ними еще целая свора:
Кучаев, Вагран, потом какой-то Владимир Борисович…
А если убрать Поллака?
То по уставу компании, покуда наследники Бени не назначат доверенного лица, подписывать бумаги будет он – Дима Минаев.
И…
И что тогда?
А тогда можно будет перевести все деньги из первого транша на подставную фирму, созданную на его же Димы имя, а московской и Краснокаменской мафиям показать эти отчеты, как перевод средств под поставку горнопроходческого щита…
На подготовку подобного оборудования любая уважающая себя фирма берет от трех месяцев до полу-года.
Так что, забрав все деньги, Дима сможет смыться с ними и ничего не отдавать всей московско-Краснокаменской банде, имея в запасе три месяца на то, чтобы замести все следы.
Но тогда, как же дом в Майами?
Как же квартира в Нью-Йорке?
Если пойти на такое, придется уйти на нелегальное положение, придется менять имя, покупать новый паспорт, уезжать либо в Перу, либо в Панаму, либо в Мексику…
А поедет ли с ним Грэйс?
Дима отбросил в сторону глянцевый каталог недвижимости и придвинув к дивану столик с ноутбуком, включил на компьютере режим калькулятора.
Его обговоренный с партнерами процент с первого транша составит четыре с половиной миллиона…
Это крайне мало.
Это только вилла в Майами.
А ведь такая покупка сразу потянет за собой другие расходы – минимум на два миллиона. Это обстановка, электронная начинка, новые автомобили, страховка…
А где деньги на Нью-Йоркскую квартиру?
Минаев задумался.
Но если убрать Беню, если отодвинуть Поллака.
Ну, не убивать его, а сделать его недееспособным?
Тогда можно присвоить себе его долю.
А это как раз недостающие три миллиона. …
– Хай, Сквырыл.
Дима вздрогнул.
Он их сразу узнал.
Это были те два агента ФБР, которые тогда, четыре года назад вербовали его в Бостоне. Люис Бэрроу и Тимоти Хэндермит – Ты знаешь, что твой партнер Столбов, этот русский, он очень опасен? – спросил Бэрроу.
– Почему опасен? – переспросил Минаев.
– Потому что он неизлечимо болен, у него рак третьей степени, – ответил за товарища Тимоти Хэндермит.
– Он ничего мне не говорил.
– И не удивительно, – хмыкнул Бэрроу, – он не говорил, потому что тогда станет ясно, что ему нечего терять.
– В чем терять? Что терять? – спросил Минаев и вдруг пот страха прошиб его.
Они все-все про него знают.
Они даже знают о том, что он собирается кинуть своих партнеров.
– Не надо верить Столбову, – сказал Хэндермит, – он опасен, он захочет взять все деньги себе.
– А кому мне верить?
– Нам, – согласованным дуэтом ответили Бэрроу и Хэндермит.
– А сколько будет стоить это доверие? – поинтересовался Минаев.
– Вот это уже деловой разговор, – хлопнув себя по коленке воскликнул Бэрроу.
– Это в любом случае будет дешевле, чем делиться с Поллаком, – весело подмигнув, сказал Хэндермит.
– Вы что? – разыграл удивление Минаев, – вы призываете меня предать партнера?
– А зачем он нам нужен? – перемигнувшись, снова дуэтом пропели Бэррроу и Хэндермит.
Договорились, что Поллака ФБРовцы берут на себя.
Всего за полтора миллиона.
Но что же Столбов? ….
– Ты правда болен? – напряжно глядя в глаза спросил Минаев.
– Кто тебе сказал? – переспросил Столбов.
– Это неважно, люди сказали.
– Ага, Богуш с Антоновым разведали, они там в Краснокаменске следили за мной.
– Значит это правда.
– Да, болен.
– Мне еще сказали, что в такой ситуации ты пойдешь на крайний риск.
– Трепачи…
Глава 2.
Валиду Валидровичу приснилось, что он конь.
Гладкий гнедой конь.
Валид Валидович даже явственно почувствовал свои жесткие, гладкие и маслянистые ухоженные бока, в которые вонзала свои шпоры его лихая наездница.
Наездницей была Маша Бордовских.
Валид Валидович не мог видеть ее, так как она сидела у него на спине, но он знал, что она совершенно голая, но в кавалерийских сапогах с серебряными шпорами.
Они скакали по ковыльной степи, где еще не выгоревшая майская трава была человеку по грудь, а ему – горячему скакуну – эти травы, этот ковыль доставал до разгоряченных страстью чресел, когда они с Машей неслись и неслись, а травы нежно и возбуждающе терлись мятликовыми ворсинками своих окончаний о восставший гениталий гнедого коня.
Валид Валидович хотел сбросить Машу со спины.
Он вставал на дыбки, ржал, роняя с губ белые хлопья пены, косил огромным влажным глазом себе за спину, пытаясь разглядеть голую бесстыдницу, Леди Гадиву, но та, умело и ловко натягивая поводья, направляла морду гнедого зверя вперед… Вперед в ковыльную степь.
И они снова неслись.
Неслись и неслись, покуда изможденный, Валид не перешел сперва с галопа на рысь, а потом и вовсе встал посреди трав.
И тогда она спрыгнула с него, подошла спереди и прижала его горячую морду к своей мягкой трепетной груди.
И он заржал.
А она встала на четвереньки.
Встала и приподняв кругленькую попочку, голову же наоборот опустила к самой земле, лукаво прикусив губку, выглядывая из под мышки, оборачиваясь назад, на своего коня…
– Ну что? Я ехала на тебе, а теперь ты, прокатись на мне, мой милый!
И когда Валид приблизился к ней, когда кончик его разгоряченного гениталия коснулся ее тела, он проснулся.
Вот, незадача.
Что?
Почему он так плохо спал?
И Валид Валидович вспомнил причину своего душевного смятения.
Шофер Ноиль вчера рассказал ему, что Машу Бордовских возили на губернаторскую дачу "Каменка". К этим московским гостям ее возили.
К Ваграну Аванэсову.
– У-у-у, черт нерусский! – выругался Валид Валидович.
Ревность сдавила его сердце.
Он представил себе, как этот малорослый старикашка Вагран лапает юное тело его Маши, как он растопырив толстые волосатые пальцы, мнет ее большую грудь, как щерит и лыбит свой отвратительный рот, вытягивая свои губы к ее розовым соскам.
Валида Валидовича бесило его бессилие.
Материалы на Ваграна и его товарищей никогда не пойдут в прокуратуру.
Никогда.
И от этого Валида Валидовича било и трясло хуже, чем от самой страшной и неприятной болезни.
Но можно было уколоть Ваграна и по другому.
Можно было сбросить материалы в прессу.
Пусть это не так сильно, как если бы вызвать Ваграна на допрос, но все же это удар.
Пусть не крушащий зубодробительный оперкот, а всего лишь пощечина, но все же удар.
И Валид Валидович решил, что сольёт компромат в газету.
– Отвези эту папку в редакцию Вечернего Краснокаменска и отдай ее лично журналисту Добкину, – сказал Валид Валидович, протягивая папку шоферу Ноилю.
– Отвезу, не беспокойтесь, – ответил Ноиль.
Валиду Валидовичу хотелось быть не конём, а леопардом.
Как на картине Руссо – Леопард пожирающий армянина. ….
Бенджамин Поллак ехал в своем "мустанге" и слушал радио. Методистский священник читал утреннюю проповедь, лейтмотивом которой было то, что Господь всегда, в каждый момент находится с каждым человеком, который готов принять Господа.
Священник сказал, что надо прислать десять долларов на счет методистской церкви Кливленда и тогда Господь будет с этим человеком всегда.
Бенджамин Поллак усмехнулся и переключил волну на радио, передающее музыку "кантри".
Приятно попискивала гавайская гитара и девушка со среднего запада пела под это приятное попискивание про то, что ее парень ушел от нее к другой девчонке.
Было отличное утро.
Мустанг делал разрешенные на хайвее шестьдесят миль и Поллак ощущал себя стопроцентным американцем. Вполне успешным парнем с восточного побережья, у которого есть деньги, семья, дом, автомобиль и молодая любовница.