Что произошло? Может быть, воздух превратился в липкую массу, поднимающуюся в жаркие дни с улиц Лос-Анджелеса? Похоже на то, решил Парис. А чем еще можно объяснить, что так тяжело дышать? Какое еще есть объяснение тому, что каждую мысль приходится как будто вытягивать из патоки?
– Папа, мне нужна помощь.
– Нужно учиться помогать себе самому.
– Ты не понимаешь...
– Вот ты так говоришь, а я ведь тоже молодым был.
– Я попал в беду.
– Тебе станут нипочем все беды, если ты поверишь в себя. – Отец Париса говорил так, словно только сегодня получил диплом высших курсов прикладного морализаторства.
И снова Вик стиснул в кулаке биту. В воздухе запахло катастрофой.
– Папа... Папа, я пропал.
– Это тебе сейчас так кажется, а потом, спустя какое-то время, ты и сам будешь рад, что мы пошли на это. Ты будешь рад, вот увидишь.
Парис послал последнюю мольбу. Она прозвучала как предсмертный хрип.
– Папа...
– Я с тобой попозже поговорю... Передам маме, что ты звонил. Пока, Парис.
"Пока". Парис не припоминал чего-либо звучавшего настолько бесповоротно. Парис повесил трубку. Парис обернулся к Вику. Парис сказал:
– Тут... одна проблема.
Взгляд Вика означал: "Тем лучше". Дубина заерзала в ладони Вика. Хрясь!
Мистер Башир подошел к телефону:
– Гастроном "двадцать четыре, семь". Чем могу служить?
– Мистер Башир, это Парис.
– Парис! – В голосе Башира послышалось огромное облегчение. Потом огромное беспокойство: – Ты как? Я очень за тебя тревожусь. Я подозреваю, что ты попал в очень и очень серьезную беду.
"Да уж это как пить дать", – хмыкнул про себя Парис.
– Да, я тут истратился слегка. Снял мало, и вообще. А потом вспомнил, что ну, это... последнюю зарплату не получил.
– Да, да. Она у меня. Я буду хранить ее до твоего возвращения.
– Да, это хорошо. Я думал, может, вы смогли бы послать мне какую-то часть. – Запнулся. – Мне это... надо.
– Где ты, мой друг?
– Место называется "Фактория". В Барстоу. Тут "Вестерн юнион".
– Хорошо, договорились. Я пойду на ближайший узел и пошлю тебе деньги, как только смогу.
Голос Париса вспорхнул на маленьких, робких крылышках надежды:
– Спасибо, мистер Башир. Огромное спасибо. Я ваш должник.
Парис повесил трубку. Парис Вику:
– Мой бывший шеф, он высылает деньги.
Нена сказала Парису:
– Может, выпьешь еще коки, пока ждешь?
Вик сжал дубину, будто опасаясь, что ее не удастся пустить в ход.
– А платить он как будет?
– Добавка бесплатно, Вик. При двух долларах за стакан это нормально.
Парис улыбнулся Нене, благодаря ее за находчивость и за то, что она крутит мозги шефу ради него.
Нена тоже улыбнулась Парису, довольная, что ее наконец заметили.
– Куча, накрытая простыней, и нога торчит, вот и все, – говорила Брайс. – Вот каким я в первый раз увидела труп: куча, накрытая простыней, и нога торчит, посреди Мелроуз. Как там зовут этого фотографа из старых, который всю эту фигню черно-белую делал, а? Мотоцикл столкнулся с пикапом – такая херня. А если сталкиваются мотоцикл и пикап, мотоциклу всегда хреново приходится. Ну и вот, тот парень лежал мертвый на улице, только это был уже не парень, а куча, накрытая простыней, и нога торчит. А я стою, смотрю и думаю: да-а, значит, это и есть – мертвым быть? Я ничего не почувствовала. Ни о чем не задумалась. А чего думать о какой-то куче, накрытой простыней? Уиджи – вот как звали фотографа. Спорим, ты не думал, что меня такие вещи интересуют. У меня ведь не только сиськи и жопа. Он, знаешь, чем занимался: снимал трупы, но он их по-особенному снимал. Такие клевые фотки делал. Тела, висящие на заборе, высовывающиеся из мусорных контейнеров. Ноги, торчащие из-под простыней. В таком духе. Ну вот, значит, смерть это не так серьезно, и я решила попробовать, увидеть вблизи. Убедиться, что это все ерунда. Пришла домой и камнем раздолбала голову своему псу. В хлам расколошматила. Кровь повсюду, мозги. Родители не сильно обрадовались. Стали таскать меня по врачам, психиатрам, начались всякие расспросы и докапывания, вроде со мной что-то не так. Вроде у меня проблема. Типа... Короче, родители не сильно обрадовались, но я как бы уже врубилась – пес, камень и все эти дела. Наверно, поэтому я теперь так и живу. Убивай сколько хочешь, а родители тебе не указ. Это как носиться по дому с ножницами – родители тебе запрещают, но это первое, что ты делаешь, когда у тебя заводится собственное жилье. Разве не так? Я, во всяком случае, сделала это в первую очередь.
В ответ юный актер, подобранный Брайс на автобусной остановке и пяливший ее в этот момент на заднем сиденье "навигатора" – упиваясь (в одиночку) своей мужской мощью, – спросил:
– Ты как, крошка? Тебе хорошо? Хороший у тебя мужчина?
У Брайс зазвонил телефон.
Брайс взяла трубку.
Он на секунду спустился на землю:
– Не отвечай, крошка.
– Заткнись, – отрезала Брайс. В трубку: – Алло?
– Алло? Мисс Леди? Это мистер Башир, директор гастронома "двадцать четыре, семь".
Брайс слезла с актера:
– Да, Башир, малыш.
Юный актер потянулся к ней:
– Положи трубку. Я кончаю.
Точь-в-точь как атакующая змея, Брайс занесла руку и отвесила юному актеру затрещину. Тот ошарашено заскулил.
– Заткнись, я сказала! – И обратилась к Баширу голосом вишневого пирога: – Я думала о тебе. А ты обо мне думал? Ну, скажи, что думал.
– Д-да, я думал о тебе. Я хотел позвонить тебе и...
– Я трогаю себя, папуля. А ты трогаешь себя?
– Ух-х-х, нет. Я, честно говоря, нет. Видишь ли, я хотел сказать тебе, что мне звонил Парис.
– Мне нужно кончать раз в день, ты в курсе?
– Нет, я не в курсе.
– Раз в день как минимум. – Брайс бросила на захныкавшего актера взгляд, ударивший больней оплеухи. – Это не значит, что меня каждый день трахать нужно, это значит, что я кончать каждый день должна.
– Мисс Леди, пожалуйста...
– Черт, да я, если б могла, вообще бы ни с кем... не сношалась. Я, как говорится, против прибора ничего не имею. Только против обладателя.
Юный актер снова заныл, но тут же осекся, побоявшись получить еще оплеуху.
– Честно говоря, Башир, я и сама на все руки мастерица. – Она запустила средний палец левой руки в промежность. – Делаешь, как тебе хочется, и всегда отлично выходит.
К среднему пальцу присоединился указательный.
– Но ты, папочка, – ты мог бы помочь мне заново запасть на мужчин.
– Я... Парис... – С кончика носа Башира капал пот. – Мне звонил Парис.
– Я поняла. Парис, бедняжка. Где он?
– В городе Барстоу. Просит выслать ему денег.
– Ну, не делай этого, дурачок.
– Но ему надо...
– Если ты вышлешь ему денег, он уедет, не дождавшись меня. А я страшно хочу повидать Париса. – В голосе Брайс слышалась печаль, торжественность и беспрекословность.
Потом добавилось возбуждение:
– А как только с ним повидаюсь, я смогу вернуться и буду с тобой.
– Будешь со... Он сказал, что находится в точке под названием "Фактория". – Мистер Башир растолковал Брайс все детали. Все детали, которые могли помочь ей поскорее добраться до Барстоу и вернуться обратно. – Его машина сразу в глаза бросается, "гремлин" – знаешь? Зеленый.
– До скорого, папочка.
Брайс убрала телефон.
Юный актер шлепнулся на голую задницу посреди улицы. Он сидел со спущенными штанами и смотрел вслед удаляющемуся "навигатору" Брайс. И по-прежнему скулил.
Мистер Башир шепотом повторял слова Брайс: "А как только с ним повидаюсь, я смогу вернуться и буду с тобой". Он повторял эти слова снова и снова и каждый раз слышал их будто впервые.
Мистер Башир сделал несколько глубоких вздохов.
Он взял трубку, набрал номер. На другом конце ответила женщина.