Болельщики уныло расходились. Кто бы ни победил в финальном поединке — почетный кубок оставался за Крихеной. Так что эта схватка не интересовала никого, кроме ее участников.
Они были одного возраста (Дигет чуть постарше), приняли Посвящение в один и тот же день, владеть оружием их обоих учил сам Аргил, знаменитый на все Земли Ордена мастер фехтовального искусства — так что их соперничество было давнишним и непримиримым.
— Ну так что же? — без тени обычного юмора поинтересовался Дигет. — Кто победит на этот раз?
Марон не ответил ничего — только отсалютовал своему противнику. И сразу же отскочил назад, полусогнув ноги.
Не было ни эффектных выпадов, ни красивых комбинаций, ни описываемых клинками в воздухе сверкающих восьмерок — словом, всего того, что ни один опытный фехтовальщик никогда не пустит в ход на поединке с равным себе. Так что здесь, наверное, можно сказать только одно: долго шла борьба, но Марон все-таки одолел. Чисто случайно. Только потому, что Дигет допустил маленькую ошибку в защите, и Марон ею немедленно воспользовался.
Случай есть случай. Но удача помогает лишь тем, кто к ней подготовлен.
— Ну ладно, ладно… Тебе проиграть не постыдно, — улыбнулся побежденный, салютуя победителю.
— Победил Марон из Крихены! — провозгласил распорядитель состязаний.
Марон убрал меч в ножны и шагнул в сторону немногих оставшихся зрителей.
— Пошли рукопашную смотреть! — крикнул ему Рэн.
И, как только они отошли немного в сторону, вынул из сапога записку.
— Вот. Посмотри, что мне передали вместе с той самой чашей, — сказал он.
— «Сразу после закрытия возле этого окна. Плутоний». — прочел вслух Марон.
Без оружия
— Саттон! Это он! Он в кухню заходил!
Саттон обернулся на крик — и тут же медленно осел на покрывающий площадку песок, сраженный страшным ударом в левое подреберье.
Странник из Зеленой перепрыгнул через ограждение, отпихнул в сторону какого-то стоявшего на пути гостя и исчез в толпе.
Преследовать его в крепости, которую он заведомо знал лучше, было бессмысленно. Оставалось делать то, что можно было сделать. И нужно было сделать немедленно.
— Рэн! — распорядился Марон. — Окажи помощь Саттону!
И тут же, одним прыжком перемахнув через загородку, оказался на площадке.
— Я заявляю протест! — громко, чтобы слышали все, произнес он, обращаясь к распорядителю. — Противник Саттона из Крихены нанес ему запрещенный удар и причинил травму.
— Опасную травму, — добавил Рэн.
Только что он попытался уложить Саттона на спину, но тот, как детская игрушка-неваляшка, снова принял прежнюю позу. Скрестив ноги на манер портного, он сидел на песке, и его серые глаза отстраненно глядели куда-то поверх стены.
Меньше всего на свете распорядителю хотелось принимать протест, заявленный Мароном — но протест этот был более чем обоснован. В бою, конечно, все приемы разрешены. Но только в бою. А на соревнованиях удары дозволено только обозначать. Наносить — нельзя.
— Победил Саттон из Крихены! — прозвучало над площадкой. — Салмат из Маллена с состязаний снимается!
«Салмат из Маллена, — подумал Марон. — Сразу же, как только вернемся в Крихену, непременно доложу нашему магистру».
Саттона отнесли в ту самую комнату, где они коротали предыдущую ночь. Рэн все время шептал ему что-то на ухо, не то ободряя, не то успокаивая.
В конце концов шофера удалось положить на кровать, и он заснул. Рэн еще некоторое время гладил его ладонью по левому боку, потом внезапно выпрямился и, едва не падая от усталости, произнес:
— Все. Если ничего не случится, он останется жив. Только выздоравливать будет долго. Недели две, не меньше.
— Это все из-за меня! — всхлипывала Ливи. — У меня с четырех стрел сорок восемь очков было. Смотрю, он на стене стоит. Он, точно. Тот, что на празднике Посвящения в кухню ввалился пьяный. Ну, сорвала я. За спуск дернула и сорвала. Если бы я его раньше заметила, я бы и все пять сорвала. Да что стрелы!
Марон понимал: проигранное из-за промаха состязание волновало ее меньше всего. Выйдя из барбакана, Ливи тут же бросилась искать отравителя — и нашла его. Вот только крикнула она совершенно зря. Салмата из Маллена следовало брать без крика, как только он сойдет с площадки. И сразу же, не мешкая, предъявить ему обвинение в попытке отравления крихенских зверей. А за свидетелями далеко ехать не требовалось — кроме Ливи, Салмата видел Дигет.