— Знаю, крикнул Рахан. — Там есть одно место, где можно укрыться.
Рэн промолчала. Где в Железных песках можно отыскать укрытие — она не представляла себе даже приблизительно. Но Рахан, похоже, знал эти места лучше нее.
Теперь машина шла медленнее, и двигатель вздыхал тяжелее. Но широкие колеса по-прежнему катились вперед, то поднимаясь на каменистые бугры, то спускаясь с них.
— Успеть бы только до бури… — хмуро бормотал Рахан, оглядываясь назад.
И вдруг… Рэн не поверила своим глазам: впереди, за барханом, виднелись зубцы крепостных стен!
Откуда? Здесь же нет ни одной крепости!
Нет! Это не зубцы. Они никогда не бывают такими неровными. Это развалины! Развалины большого города, побольше даже, чем Киралонг!
Но тогда…
Тогда это может быть только одно место.
Чегерол!
«…Сужден тебе путь по кругу на много лет, — повторяла Рэн снова и снова те последние слова, которые она слышала от Роллона. — Когда круг замкнется, мы с тобой встретимся».
— Ломаешь голову над тем, откуда прежние жители Железных Песков знали море и корабли? — неожиданно спросил ее Рахан.
Рэн подняла голову. Стена, за которой они спрятались от бури, была украшена мозаикой: желтое солнце, синяя вода, белые яхты… Почему-то сразу вспомнился Красный магистр. Нет, не тот, что из Румпаты, а другой. Самый первый…
Он уже давно умер. Как и чегерольский мэр, демонстративно выполнивший указание властей «найти воду где угодно, хоть нарисовать». А нарисованная вода живет. И долго еще случайно попавших сюда странников будет мучить один и тот же вопрос: откуда жители пустыни знали море и корабли?
— Что до меня, то я в этих местах привык уже ничему не удивляться, — продолжал Рахан. — Вот, например, здесь иногда попадаются вещи с надписями. Причем никто прочесть не может, я специально показывал библиотекарям. И это при том, что у нас уже десять тысяч лет как единый язык. Да ты же из Карса, там у вас медная доска еще времен Первого Совета хранится. Так вот: то, что на ней написано, я, например, читаю без затруднений. А эти надписи — не могу. Либо им не десять тысяч лет, а, самое малое, сто…
— Десять, — отреагировала Рэн, все еще погруженная в свои мысли.
— Либо до Катастрофы было много языков, и они все время менялись. Так менялись, что через тысячу лет никто уже не мог прочесть ни слова. А почему у нас по-другому?
— Наверное, потому, что мы — человечество, а не народ, — Марон нарочно употребил редкое старинное слово. — А тогда были народы. Много народов и много языков. Так ведь, Рэн?
— Так, — кивнула Рэн. — Именно так.
— Постойте… — Рахан задумался. — А ведь это, наверно, и есть та самая «разобщенность»? Помните, в Протоколах Первого Совета?
— Ну да, конечно, — кивнула Рэн. — И даже более того. В то время были люди, называвшиеся политиками. Знаете, чем они занимались? Стравливали народы друг с другом. Якобы политик заботился о том, чтобы его народу было хорошо, а на самом деле чаще всего — чтобы было хуже соседу. Отношения, скажем, Зеленой провинции с Синей — это по тогдашним меркам образец трогательного согласия.
Существовало, правда, еще нечто, именуемое экологией. Это такая наука, которая утверждает, что земля у нас одна на всех и другой больше не будет. Но тем не менее… ну, вы же понимаете, что при такой обстановке местные интересы были куда важнее общего блага. Вон в Ксореву, по которой сейчас граница Синей провинции проходит, семь городов сливали всякую дрянь.
— Да они хоть соображали, что делали? — возмутился Марон. Она же во Внутреннее море течет!
— И тогда текла, — согласилась Рэн. — И знаете, как они свои действия оправдывали? Мы-де это делаем на своей собственной территории, а если кому не нравится, пусть смотрит в другую сторону. А Внутреннее море — оно, мол, вообще ничье.
— Как то есть ничье? — Марон возмутился еще больше. — Оно же рыбой кормит и Север и Юг!
— И тем не менее, — вновь произнесла Рэн. — А что касается других наук — там было еще хлеще. Вы же оба целительское посвящение имеете, да? Ну так вот, тогдашняя медицина была в точно таком же состоянии. Вы можете себе представить, чтобы глаза лечить посылали к одному врачу, горло — к другому, а зубы — к третьему? А тогда именно это и делалось.
— Интересно, тогдашние медики знали, что горло может болеть оттого, что зубы плохие? — ядовито поинтересовался Рахан. — А то, может, еще были специалисты по лечению задницы?
— Если я скажу, что были, вы все равно не поверите, — усмехнулась Рэн. — Между тем это правда.
— Ну, знаете ли! — Марон даже сплюнул от отвращения. — Это что же, человек состоит из глаз, ушей, живота и сапог?