Итак, ранним утром 11 июня шериф и большая группа горожан возвратились в город, что называется, не солоно хлебавши. В тот же самый день коронер собрал жюри для проведения предварительного — не связанного со службой шерифа — расследования. Расследование это проводилось в форме допросов лиц, способных сообщить информацию, существенную для понимания картины случившегося в доме Мур. Сохранившиеся стенограммы этих допросов содержат самую точную информацию как о событиях последнего дня жизни погибших, так и обстановке на месте преступления. Ныне они находятся в широком доступе и с ними может ознакомиться каждый; наряду с газетными публикациями той поры они дают довольно верное представление о деталях случившегося.
Какой же виделась на тот момент картина преступления должностным лицам, ответственным за проведение предварительного расследования?
Следствие получило сообщение некоего Эдварда Лэндерса (Edward H.Landers), страхового агента по роду занятий, жившего на противоположной стороне улицы через квартал от дома Муров (т. е. на удалении примерно 130–140 м. от места преступления). Согласно показаниям этого свидетеля накануне трагических событий в их районе был замечен неизвестный подозрительный мужчина, явно не бывший местным жителем. Этот бродяга, по словам свидетеля, появился на пороге их дома утром в субботу 8 июня. Человек предложил свои услуги по уборке мусора матери Лэндерса, но та в работе отказала. Вечером того же дня в их дом постучал ещё один бродяга, который озвучил точно такую же просьбу. Желание поработать казалось странным ввиду позднего часа и темноты (по оценке свидетеля, появление второго бродяги имело место в 22:00–22:15). С этим незнакомцем разговаривала уже жена Эдварда, которая также отклонила просьбу предоставить работу.
Появление бродяг вызвало определённое беспокойство свидетеля ввиду того, что эти люди могли оказаться ворами, занимавшимися разведкой объекта возможного посягательства [надо сказать, что этой же точки зрения придерживался шериф и иные должностные лица]. Вольно или невольно страховой агент Лэндерс задал следствию весьма важное направление розысков — поиск бродяг, способных совершить убийство ради ограбления. Версия «убийство ради ограбления» при всей своей кажущейся логичности, имело всего лишь один (но убийственный!) недостаток — факт ограбления не подкреплялся материалами следствия.
Лэндерс дал весьма общее описание подозрительных мужчин: тот, который приходил утром, был по его словам здоровым, крепким, высокого роста, второй же оказался его полной противоположностью — маленький, с неряшливыми усами, шляпой в руках. Информация свидетеля о появлении в районе двух бродяг была расценена как исключительно важная.
Кроме того, Лэндрес сообщил весьма ценное наблюдение, связанное с событиями ночи с воскресенья на понедельник, т. е. относящееся непосредственно ко времени совершения преступления. Он утверждал, будто слышал той ночью неоднократные детские крики, число которых, правда, не смог в точности припомнить. По его мнению их было от трёх до пяти, то есть довольно много. Вечером в воскресенье Лэндерс и его домашние легли спать около 21:00, ребёнок же по его мнению кричал примерно в 23:00 и крик этот оказался достаточно громким для того, чтобы разбудить Лэндерса.
Это заявление вступало в явное противоречие с показаниями Мэри Пэкхам, ближайшей к Мурам соседки, которая утверждала, что ночь с воскресенья на понедельник прошла без какого-либо подозрительного шума. Следствие с самого начала склонилось к мысли, что чудовищное массовое убийство совершено неким бродягой (бродягами) в силу довольно очевидного и наивного исходного посыла, согласно которому, коли никто из местных жителей никогда таких убийств не совершал, то и совершить не мог. А потому рассказ Эдварда Лэндерса о «высоком и низком бродягах» отлично укладывался в рамки этой версии. Утверждение доктора Уилльямса, согласно которому, погибшие не подвергались изнасилованию или сексуальным манипуляциям, также хорошо согласовывалось с официальной точкой зрения, поскольку самым очевидным мотивом нападения бродяги мог служить именно грабёж, а не удовлетворение похоти.