На звонок Нина Ивановна открыла мгновенно, как будто ждала под дверью. Торту старушка обрадовалась необычайно:
— Ой, зачем же ты, деточка, тратилась! Спасибо большое! Надо Машеньку из сорок восьмой квартиры пригласить! Мы с ней давненько сладенького не пробовали.
Не удивлюсь, если эта Машенька, как и сама Нина Ивановна, разменяла восьмой десяток.
Бабулька проводила меня до комнаты Люськи, а сама заторопилась к своей Машеньке.
Дверь в комнату подруги Нечаева была чуть приоткрыта. Я постучала, но никто не ответил.
— Люсьена Витальевна! — позвала я.
Молчание.
Тогда я осторожно вошла. В углу на допотопной железной кровати с шишечками прямо поверх покрывала спала женщина. Я приблизилась к ней и в течение минуты разглядывала ее лицо. Выглядит лет на сорок, в молодости была, наверное, довольно симпатичной, нос курносый, короткие волосы окрашены в ярко-рыжий цвет, у корней густо пробивается седина.
Неожиданно Люська заворочалась и открыла глаза, которые оказались карими.
— Ты кто такая? — хрипло поинтересовалась она у меня, даже не отрывая головы от подушки.
— Люсьена Витальевна, я к вам пришла спросить насчет Фридриха Марксовича, — пролепетала я.
— Ишь, «Люсьена Витальевна», — со странной ухмылкой проговорила женщина, приподнимаясь с кровати. — Да ты кто такая?
У меня возник соблазн ответить: «Я — Люся», но я вовремя сообразила, что женщина решит, будто над ней издеваются. Честно говоря, мне не хотелось ничего объяснять ей про себя. Тем более, что правда звучит довольно странно, а ничего приличного я по собственной недальновидности не удосужилась придумать.
— У меня для вас вот что есть. — Вместо ответа, я достала из пакета бутылку и потрясла ею в воздухе. Так я обычно трясу перед своей кошкой коробкой с сухим кормом. Пайса тут же оживляется и начинает мяукать. У Люськи тоже появился хищный блеск в глазах.
— Давай сюда! — протянула она руку.
Э-э-э, нет. Я сообразила, что, завладев бутылкой, женщина потеряет ко мне и моим вопросам всяческий интерес. Поэтому я спрятала «Зеленого змия» в сумку, торжественно закрыла ее на «молнию» и ответила:
— Сначала надо поговорить.
Люська сразу поскучнела, но все-таки подошла к столу, указала мне рукой на потертый стул, а сама села на табуретку.
— О чем говорить-то будем?
— О Фридрихе Марксовиче, вашем... м-м-м... знакомом. Вы ведь хорошо его знали?
Женщина смерила меня тяжелым взглядом, в котором не было ни капли доброжелательности.
— Ну, не так уж и хорошо... — наконец протянула она и замолкла.
— А Нина Ивановна говорит, что вы регулярно... м-м-м... общались, — не отступала я.
— Да этой старой сплетнице только волю дай, любого оговорит, — лениво откликнулась Люська и опять замолчала.
— А вы виделись с ним в тот день, когда он умер?
— Да откуда же я помню. Может, и встречались где-нибудь в коридоре или на кухне.
Да-а-а, как-то тяжело идет разговор. Если бы не дурацкое воспитание, перешла бы я на «ты», выпили бы мы с женщиной по рюмашке, глядишь, и выложила бы Люсьена Витальевна всю поднаготную про своего хахаля.
— А жениться-то он на вас не обещал? — Честно говоря, я задала этот вопрос уже безо всякой надежды на откровенность.
— Ишь чего, «обещал»! — Женщина внезапно оживилась и даже всплеснула руками. — Ну, ты, девка, даешь! Да если хочешь знать, он умолял меня, вот прям на этом самом месте, — Люська топнула босой ногой по дощатому полу, — умолял, чтобы я вышла за него замуж!
— А вы что же? Отказали ему? — Всем своим видом я выказывала неподдельный интерес к этой истории.
— Ну, не совсем отказала, — хищно осклабилась собеседница. — Решила пока его помучить. Поставила ему условие: сначала устройся на работу, а потом поговорим.
— Так он что же, не работал?
— А зачем ему работать? У Фриди и так денежки водились.
— У кого? — не поняла я.
— Да я его Фридей звала, — объяснила Люська. — Для простоты.
— А откуда у него деньги были? Убил, что ли, кого?
— Да нет. — Люська даже перекрестилась. — Я бы с убийцей и разговаривать не стала. Вот какую историю он мне рассказывал...
И я вся обратилась в слух.
Глава 13
Незадолго до Великой Отечественной войны у крупного советского чиновника Матвея Петровича Нечаева родился сын. Матвей Петрович, который сам происходил из семьи батраков, был фанатично предан советской власти: она чудесным образом изменила его жизнь, дав ему образование и положение в обществе. А потому счастливый отец решил назвать первенца Марксом — в честь своего кумира Карла Маркса, благодаря которому, как он считал, в России наступила власть рабочих и крестьян.