Филипп видел, как мерно покачивается голова Лизы, упорно повторяющей слова пастыря, он мог с уверенностью сказать, что в этот момент ее глаза горели восторженным блеском, а душа стремилась постичь основы странной философии. Он обернулся и внимательно осмотрел задние ряды. Наконец-то те места, которые дольше всех оставались свободными, заняли самые маленькие зрители. Филипп насчитал пятерых детей от двух до пяти лет, среди которых была его Саша. На ней была надета линялая кофта непонятного цвета, слишком большая для нее и явно с чужого плеча. Бывшие длинными несколько месяцев назад густые белокурые волосы оказались обрезаны и собраны в жалкий короткий хвост. Саша была самой старшей из детей, она хмурилась, периодически шмыгая носом, оглядывалась по сторонам и возила ногами по полу, вызывая гнев и замечания женщины, сидевшей рядом, очевидно, ответственной за весь этот «выводок». Филипп уже было привстал с кресла с тем, чтобы привлечь к себе внимание ребенка, но был одернут за рукав рубашки. - Ты чего? - тихо зашептал Игнат. - На корню все погубить хочешь? Будешь звать Сашу - нас выгонят отсюда и на этом все закончится. Сядь, рано еще! Филипп на доли секунды задержал свой взгляд на дочери, тщетно озирающейся в поисках защиты, и на его глаза навернулись слезы. Он опустился на свое место, глядя куда-то вниз, себе под ноги. У Игната затекла «пятая точка». Несмотря на кажущиеся удобными кресла, сидеть с каждой минутой становилось все труднее. Пастырь продолжал громогласно ораторствовать, а народ, в свою очередь, продолжал его поддерживать дружными возгласами. И в ушах Игната, уже не вникающего в смысл происходящего, вместо привычного: «Да! Да!», звучало: «Ква! Ква!» Вы когда-нибудь слышали, чтобы лягушки на пруду квакали в один голос? Квакали дружно и одновременно, все как одна? Нет, такой возможности природа не предоставила ни одному животному, кроме человека. Только людская толпа, обрадованная появлением очередного «дирижера», способного повести за собой массы и навязать четкую схему жизни, способна, словно вышколенный хор зомбированных подростков, дружно кричать, восторгаться, а потом топтать и убивать. Люди вокруг впали в какое-то странное состояние возбуждения и, пожалуй, если бы пастырь сейчас приказал им пойти и разгромить ближайший магазин, они безоговорочно сделали бы это. Тем временем, человек на сцене властным жестом заставил весь зал утихнуть. - Как я уже говорил, сегодня среди нас много новых друзей. Но, возможно, кто-то из них еще не понял всей глубины основ нашей «Организации». Есть ли здесь все еще сомневающиеся в необходимости достижения состояния пацем? Есть ли сомневающиеся в истинности моих слов? - пастырь грозно «просканировал» весь зал. - Есть! Точно есть! - раздался голос позади Игната. Он вздрогнул от неожиданности и обернулся. Одна из женщин, тех самых, из ближайшего окружения покойной тетки, стояла, выпрямившись во весь рост, и обличающим жестом указывала на Игната. - Анна, вы уверены в этом? - пастырь хитро прищурил глаза. - Да, учитель. Я лично знаю этого человека. Он - племянник одного из наших самых верных приверженцев. Он сомневается, ему нужно помочь! Игнат вжался в кресло, пытаясь спрятаться от любопытствующих глаз. Взгляды всех собравшихся были прикованы к его персоне: люди оборачивались, привставали, вылезали в проход между рядами для того, чтобы увидеть того нечестивца, что сомневается в божественной составляющей бозона Хиггса. Игнат жалобно посмотрел на Филиппа, словно прося поддержки и заступничества, но тот только беспомощно развел руками. - Идите сюда, молодой человек! - позвал его пастырь. Такого поворота событий Игнат не ожидал. Это полностью выбивало его из намеченной колеи, не позволяя действовать по собственному сценарию, а он очень не любил быть застигнутым врасплох. Сзади его стали тормошить за плечи со словами: - Иди! Иди, давай! Подобное ощущение складывается в том случае, когда на прошлых двух уроках ты отвечал два раза подряд, и, заполучив хорошие оценки, сидишь себе, абсолютно не подготовившись и расслабившись. И вдруг бдительный преподаватель снова вызывает тебя к доске: все это нелогично, неправильно - и ты выходишь на всеобщее обозрение, даже не зная темы урока. Не заставляя себя долго ждать, Игнат поднялся с насиженного места, одернул рубашку и направился к сцене. Все это время пастырь не сводил с него проницательного взгляда, отставив правую руку с бамбуковой тростью в сторону, а левой почесывая полосатую бороду. Легкой, слегка подпрыгивающей походкой Игнат приблизился к маленькой лестнице и, за секунду преодолев несколько ступенек, подошел к пастырю. - Представьтесь, пожалуйста, - пастырь протянул ему микрофон. - Здравствуйте, меня зовут Игнат, - отвечать пришлось незамедлительно. - Уже неправильно, - пастырь размашистым шагом прошелся по задней части сцены, - начни с того, что ты - человек неверующий, а уж потом называй свое имя. - С чего вы взяли, что я неверующий? - удивился Игнат, забывая следить за реакцией зала. Пастырь негромко хмыкнул и быстро приблизился к нему. - Значит, ты хочешь сказать, что ты веришь в частицу Бога, заключенную в бозоне Хиггса? - Я этого не говорил, - Игнат слегка опешил, на вопросы подобного рода он не отвечал никогда, тем более при всем честном народе, поэтому он растерялся. - Так, так, - медленно произнес пастырь, - я вижу, что ты окончательно запутался, потому что, кроме своего имени, ты не можешь сказать ничего. От него исходила некая сила, подавляющая всяческое сопротивление. Игнат чувствовал эту силу и неосознанно признавал ее власть над собой. Пастырь словно ощущал кожей его мысли, он уже заручился поддержкой зала и был готов манипулировать всей массой или каждым человеком по отдельности. Игнат тоже любил власть, но не для того, чтобы злоупотреблять ею, а так, власть ради сладкого осознания обладания ею: просто иметь, держать в своих руках, не делая клинок из куска стали. Игнат просто руководил людьми, в то время как пастырь подчинял их себе. - Так вот, мой сомневающийся друг, - обратился он к Игнату, - как ты считаешь, все ли в природе наделено силой жизни? Игнат не знал, куда девать руки, поэтому заложил их за спину. - Ну, наверное, ну...да, - ответил он с осторожностью. - Деревья, реки и горы наделены силой жизни? - с упором на слово «жизни» продолжал пастырь. - Птицы, звери и насекомые наделены силой жизни? У Игната от умственного перенапряжения начал нервно зудеть затылок, и он уже потянулся было к волосам, однако почесаться не решился и сунул руку в карман. - Вынь руки из карманов, когда с тобой разговаривают! - пастырь рявкнул так, что Игнат вздрогнул и едва не вытянулся по струнке смирно. - Получается, что все вокруг наделено силой природы, а ты - нет! - нотка ехидства прозвучала в его голосе. - Почему? - Игнат ничего не понимал. - Потому что ты спрашиваешь. В зале зааплодировали. Пастырь снова деловито прошелся по сцене, резко развернулся и остановился напротив Игната. - Для того, чтобы перестать сомневаться, необходимо прийти к познанию пацем. Для того, чтобы прийти к познанию пацем, необходимо уметь наблюдать, - он взял свою трость обеими руками и поднес ее прямо к глазам Игната, - наблюдай! - Я приду к познанию, если буду наблюдать трость? - при других обстоятельствах Игнат прыснул бы со смеху в такой момент, но здесь и сейчас ему было совсем не смешно: он был абсолютно обескуражен и сбит с толку. - Важно не то, ЧТО ты наблюдаешь, а что ТЫ наблюдаешь! - с этими словами пастырь взял свою трость за один конец и с силой ударил Игната, пытаясь попасть по голове. Тот быстро успел среагировать, прикрывшись руками. Удары следовали один за другим: по плечам, затылку, пальцам. Было больно, стыдно и непонятно: почему и за что? По мере возможности укрываясь от ударов, Игнат бочком хотел отскочить на край сцены, но запнулся и упал, опершись на согнутую в локте левую руку и выставив вперед правую раскрытой ладонью вперед. Зал молчал. Переход пастыря от слов к действию был до такой степени резким и не поддававшимся никаким законам логики, что люди попросту не знали, как им реагировать. Игнат не видел, как Филипп, сжав кулаки, поднялся со своего места, но его немедленно усадили обратно. Рука пастыря с тростью застыла в воздухе, не решаясь на очередной удар. Он медленно опустил ставшую ненужной деревяшку и отбросил ее в сторону. Та откатилась в угол сцены с глухим звуком. Затем он склонился над Игнатом и с добродушной улыбкой протянул ему руку. Игнат пристально посмотрел в его хитрые прищуренные глаза, и над головой пастыря загорелась предупреждающая надпись: «Враг». В зале продолжала царить гробовая тишина. Зрители замерли в напряжении, ожидая реакции Игната. Все любят последовательных и предсказуемых людей, чувствуют себя с ними надежно, стабильно и безопасно. Игнат совершенно не хотел, чтобы его любили за подобные качества, более того, нередко он и сам выкидывал непредсказуемые штуки, но в этот момент, когда он здесь один, а все остальные - там, Игнат за доли