в чем необходимо покаяться? - с легким прищуром осведомился Патрик, держа кисть наготове. - Давай! Давай еще! - донеслись требовательные реплики из зала. - Нет, мне больше не в чем каяться. - Игнат с вызовом посмотрел на проповедника, но снова наткнулся на безмолвное спокойствие в его бесстыжих глазах. С того момента, как Филипп и Саша покинули зал, с того самого момента, когда Игнат осознал, что его миссия выполнена, боевой дух покинул его. Проповедник почувствовал эту перемену в его настроении и тут же взял инициативу в свои руки. По какому-то знаку, ведомому только Патрику и его окружению, на сцену вынесли стул и маленькую урну для бумаг. - Садись, сын Божий, мы с тобой еще не закончили, - в голосе проповедника звучала скрытая угроза. Весь его вид многообещающе говорил о том, что лучше быть благоразумным и, возможно, тогда ничего плохого не произойдет. Игнат был действительно один. Один против целого зала, против Патрика и его свиты, против всей этой дикой религиозной философии в целом. Поэтому, повинуясь голосу разума, он все же опустился на стул, гордо подняв голову и мысленно решив пустить все на самотек. - Так вот, - с торжественным видом Патрик встал за его спиной, положив ладони на обнаженные плечи, тем самым заставляя его снова вздрогнуть, - в царство Света необходимо входить без всяческих лишних атрибутов. Например, вот этого, - проповедник провел кончиками пальцев по ушной раковине Игната и, быстро справившись с тугой застежкой темного колечка, вынул непотребное украшение. - Любые аксессуары являются препятствием на пути истинной веры. Они привлекают внимание, праздно украшая внешнюю оболочку и не позволяют заглянуть во внутренний мир человека. Вот что мы сделаем со всем этим безобразием! - Патрик демонстративно поднял миниатюрный контейнер для мусора и бросил в нее несчастную сережку. Для Игната было полной неожиданностью лишиться своего кольца, которое он носил на протяжении восьми лет, и которое уже давно стало с ним единым целым. Тоскливым взглядом проводив в последний путь свое украшение, он поднял глаза на Патрика в надежде, что на этот раз посвящение в ряды воинов Света окончено. Однако проповедник на этот счет имел свою точку зрения. Патрик неторопливо провел указательным пальцем по коже Игната, пытаясь повторить очертания серебряной цепочки. Игнат перестал понимать, что вообще происходит. Складывалось впечатление, что никто вокруг ничего не замечал: публика в зале, как завороженная, ожидала продолжения действий американского проповедника и со своих зрительских мест просто не видела его мелких манипуляций. Игнат нервно обернулся в поисках хоть какой-нибудь поддержки. Пастырь Андрей стоял сзади. Пастырь Андрей все видел, он уже не улыбался, он просто стоял и безвольно смотрел и, встретившись взглядом с Игнатом, как-то угрюмо и виновато опустил голову, глядя себе под ноги, будто стыдился того, свидетелем чего он был. Тем временем Патрик аккуратно расстегнул цепочку и снял с Игната его изящный крест из черненого серебра. - Все украшения - долой, - с этими словами Патрик отправил цепочку с крестом следом за серьгой. Проповедник не стал заострять внимания толпы на церковном атрибуте. Он не стал настаивать на том, что ношение креста не позволит приблизиться к столь необходимому состоянию пацем, он видел впервые всех этих людей, а они впервые видели его, и опытный проповедник знал, что с первого раза толпа никогда не будет готова поощрить отказ от религиозной символики, от основ того, во что она верила изначально. Поэтому снятие креста прошло как-то смазано и быстро. И если бы в этот момент Игнат вырвал бы из рук Патрика свой крестик, если бы он, гневно потрясая им в воздухе, воззвал людей опомниться и задуматься о том, куда склоняют их на подобных мероприятиях, заставляя отказаться от своей веры, то наверняка нашлись бы недовольные таким поворотом событий и поддержали Игната хотя бы десятком нестройных голосов... Но Игнат сидел и молчал. Он молчал потому, что ничего не чувствовал при потере креста. Это был уже пятый крест на его памяти. Все предыдущие безвозвратно терялись вместе с порванными цепочками и перетертыми звеньями. Он молчал потому, что крест сам по себе не имел для него особого смысла, он не цеплялся за него фанатично, с пеной у рта доказывая свои убеждения. Потому что основной заповедью, согласно которой Игнат жил все это время, было просто поступать по совести. А еще он считал, что каждый свой день нужно проводить так, чтобы с утра не было стыдно смотреть в глаза своим близким. Он не был праведником, не посещал службы и исповеди, понимая, что все совершенные грехи навсегда останутся тем злом, отпустить которое не в силах ни один помазанник Божий, ровно так же, как не сумеет заставить совесть замолчать. Поэтому Игнат не отреагировал остро на кажущийся кощунственным поступок Патрика, мимолетно размышляя о том, что теперь ему придется покупать новую цепочку с крестом, просто потому, что он привык ТАК ХОДИТЬ. - А теперь ты, сын Божий, в достойном обличье можешь встать в добровольные ряды армии Света! - слова были обращены к Игнату, но сказаны в сторону публики, чтобы побудить людей шумно поддержать предстоящий обряд посвящения. Заиграла монотонная музыка, сначала приглушенная, а потом все громче и громче, заставляя людей снова начинать раскачиваться из стороны в сторону ей в такт. Игнат очень хотел встать и уйти. Он уже прекрасно понимал, что Филипп сделал свое дело, и теперь его здесь ничто не держит. Но толпа была на чужой стороне - она жаждала зрелища, жаждала ритма, жаждала упрощенной судьбы с четким разграничением понятий на добро и зло, на «хорошо» и «плохо», чтобы жить по чужой указке, ни о чем особо не задумываясь, быть уверенной в завтрашнем дне не потому, что сама подумала об этом, а потому, что за нее уже все решили. Патрик жестами приказал народу подняться и начать хлопать, задавая нужный ритм, а когда толпа подхватила его и тоже начала размеренно бить в ладоши, он как бы невзначай скользнул рукой по проступающим позвонкам Игната и быстрым движением стянул тонкую резинку с его волос, позволяя блестящим черным кудрям неровными волнами рассыпаться по смуглым плечам. В этот момент Игнат выглядел очень красивым, красивым и настолько беззащитным одновременно, что Патрик на мгновение даже залюбовался полученной картиной, не зная, с какой стороны подступить, чтобы испортить ее. Ему очень хотелось сломать этого непокорного человека, заставить подчиниться себе если не морально, то хотя бы физически. Рука проповедника зарылась в густые волосы на затылке, слегка оттягивая голову назад. Не привыкший к подобному обращению Игнат инстинктивно дернулся и, обессилено прошептав: «Ненавижу», - с презрением заглянул в безмятежные серые глаза своего врага. «Тс...», - не допуская никаких возражений, Патрик прижал палец к его губам, не позволяя произнести ни слова. На сцену торопливо выбежал помощник и снова в подобострастном поклоне протянул проповеднику ножницы. Патрик резал вкривь и вкось, стараясь побыстрее закончить работу. Черные локоны печально падали на пол, собираясь вокруг Игната подобием траурной ленты. Наконец, проповедник отступил в сторону, весьма довольный своей работой: - Ну вот, друзья мои, можете поздравить этого молодого человека, теперь он - истинный воин Света! Игнат поднялся со стула. Под крики толпы и восторженные возгласы он демонстративно извлек из кармана мобильный телефон. Затем, с видимым дружелюбием обхватив не успевшего сообразить, что к чему, проповедника за шею, он произнес: «Не забудь улыбнуться», - и щелкнул камерой. Брезгливо отстранившись от Патрика, он наконец-то накинул свою рубашку и поспешил покинуть сцену. Ноги слегка подкашивались, передвигаясь по ковровой дорожке, пальцы нервно дрожали, пытаясь совладать с пуговицами, человеческая масса слилась в какое-то непонятное месиво, будто кто-то с больной фантазией слепил куски разноцветного пластилина в единое целое, затем бросив на пол этот безобразный комок и наступив на него ногой. Опустившись в кресло, Игнат все же набрался смелости, чтобы взглянуть на полученное фото, и тут же испугался своего внешнего вида: волосы торчали безобразными клоками в разные стороны. Это было дико и непривычно. А рядом стоял проповедник Патрик и вынужденно улыбался. Игнат опустил телефон в карман, не удаляя безобразную фотографию, чтобы, глядя на нее впоследствии, наполнять свое сердце злобой и ненавистью, так необходимыми для движения вперед в своей мести. Игнат очень устал. Он закрыл лицо ладонями и в таком положении, опустив голову на колени, продолжал сидеть некоторое время. Почувствовав, как кто-то хлопает его по плечу, он выпрямился и поднял влажные карие глаза на стоявшего перед ним незнакомца. - Это вам, - произнес мужчина, протягивая какую-то картонку наподобие визитки.- Преподобный Патрик велел передать, чтобы вы нормально подстриглись и были завтра вечером после шести вот по этому адресу. Игнат молча взял из его рук картонку одним только мрачным взглядом давая мужчине понять, что тот свободен и скорого ответа для проповедника не пос