дником, не посещал службы и исповеди, понимая, что все совершенные грехи навсегда останутся тем злом, отпустить которое не в силах ни один помазанник Божий, ровно так же, как не сумеет заставить совесть замолчать. Поэтому Игнат не отреагировал остро на кажущийся кощунственным поступок Патрика, мимолетно размышляя о том, что теперь ему придется покупать новую цепочку с крестом, просто потому, что он привык ТАК ХОДИТЬ. - А теперь ты, сын Божий, в достойном обличье можешь встать в добровольные ряды армии Света! - слова были обращены к Игнату, но сказаны в сторону публики, чтобы побудить людей шумно поддержать предстоящий обряд посвящения. Заиграла монотонная музыка, сначала приглушенная, а потом все громче и громче, заставляя людей снова начинать раскачиваться из стороны в сторону ей в такт. Игнат очень хотел встать и уйти. Он уже прекрасно понимал, что Филипп сделал свое дело, и теперь его здесь ничто не держит. Но толпа была на чужой стороне - она жаждала зрелища, жаждала ритма, жаждала упрощенной судьбы с четким разграничением понятий на добро и зло, на «хорошо» и «плохо», чтобы жить по чужой указке, ни о чем особо не задумываясь, быть уверенной в завтрашнем дне не потому, что сама подумала об этом, а потому, что за нее уже все решили. Патрик жестами приказал народу подняться и начать хлопать, задавая нужный ритм, а когда толпа подхватила его и тоже начала размеренно бить в ладоши, он как бы невзначай скользнул рукой по проступающим позвонкам Игната и быстрым движением стянул тонкую резинку с его волос, позволяя блестящим черным кудрям неровными волнами рассыпаться по смуглым плечам. В этот момент Игнат выглядел очень красивым, красивым и настолько беззащитным одновременно, что Патрик на мгновение даже залюбовался полученной картиной, не зная, с какой стороны подступить, чтобы испортить ее. Ему очень хотелось сломать этого непокорного человека, заставить подчиниться себе если не морально, то хотя бы физически. Рука проповедника зарылась в густые волосы на затылке, слегка оттягивая голову назад. Не привыкший к подобному обращению Игнат инстинктивно дернулся и, обессилено прошептав: «Ненавижу», - с презрением заглянул в безмятежные серые глаза своего врага. «Тс...», - не допуская никаких возражений, Патрик прижал палец к его губам, не позволяя произнести ни слова. На сцену торопливо выбежал помощник и снова в подобострастном поклоне протянул проповеднику ножницы. Патрик резал вкривь и вкось, стараясь побыстрее закончить работу. Черные локоны печально падали на пол, собираясь вокруг Игната подобием траурной ленты. Наконец, проповедник отступил в сторону, весьма довольный своей работой: - Ну вот, друзья мои, можете поздравить этого молодого человека, теперь он - истинный воин Света! Игнат поднялся со стула. Под крики толпы и восторженные возгласы он демонстративно извлек из кармана мобильный телефон. Затем, с видимым дружелюбием обхватив не успевшего сообразить, что к чему, проповедника за шею, он произнес: «Не забудь улыбнуться», - и щелкнул камерой. Брезгливо отстранившись от Патрика, он наконец-то накинул свою рубашку и поспешил покинуть сцену. Ноги слегка подкашивались, передвигаясь по ковровой дорожке, пальцы нервно дрожали, пытаясь совладать с пуговицами, человеческая масса слилась в какое-то непонятное месиво, будто кто-то с больной фантазией слепил куски разноцветного пластилина в единое целое, затем бросив на пол этот безобразный комок и наступив на него ногой. Опустившись в кресло, Игнат все же набрался смелости, чтобы взглянуть на полученное фото, и тут же испугался своего внешнего вида: волосы торчали безобразными клоками в разные стороны. Это было дико и непривычно. А рядом стоял проповедник Патрик и вынужденно улыбался. Игнат опустил телефон в карман, не удаляя безобразную фотографию, чтобы, глядя на нее впоследствии, наполнять свое сердце злобой и ненавистью, так необходимыми для движения вперед в своей мести. Игнат очень устал. Он закрыл лицо ладонями и в таком положении, опустив голову на колени, продолжал сидеть некоторое время. Почувствовав, как кто-то хлопает его по плечу, он выпрямился и поднял влажные карие глаза на стоявшего перед ним незнакомца. - Это вам, - произнес мужчина, протягивая какую-то картонку наподобие визитки.- Преподобный Патрик велел передать, чтобы вы нормально подстриглись и были завтра вечером после шести вот по этому адресу. Игнат молча взял из его рук картонку одним только мрачным взглядом давая мужчине понять, что тот свободен и скорого ответа для проповедника не последует. Откинувшись на спинку сиденья, Игнат поднес картонку к глазам: это была визитная карточка четырехзвездочного отеля с торопливо подписанным от руки номером комнаты. Игнату стало смешно, но смеяться не было сил. В том, что при желании сектанты найдут его в любой момент, он даже не сомневался. Но страха не было. Что последует дальше? Угрозы? Отлучение от «частицы Бога»? Физическая расправа? Разрывая визитку на мелкие кусочки, Игнат заметил, что бывшая «надзирательница» Саши растерянно озирается по сторонам, очевидно, взволнованная долгим отсутствием девочки. Сбросив на пол остатки визитки, Игнат поспешил покинуть зал, чтобы избежать всевозможных вопросов со стороны Лизы и ее окружения. Он уже не увидел, как продолжал бесноваться обезумевший зал, как падали люди от одного только прикосновения к ним преподобного Патрика, как бились в конвульсиях их тела от появления долгожданной «частицы Бога». Стоя перед зеркалом в ванной, Игнат ожесточенно пытался справиться с машинкой для стрижки волос. Время от времени поглядывая на мобильный телефон и вспоминая проклятую фотографию, он пообещал сам себе не оставлять это дело безнаказанным, но, что именно нужно делать, пока не знал. Затем он долго и упорно стирал растворителем въевшуюся в кожу белую краску, с остервенением отбрасывая от себя куски испачканной ваты. Игнат прошелся по пустой квартире, снова предоставленной в его полное распоряжение уехавшими на дачу родителями, и не придумал ничего лучше, чем залезть в отцовский бар и вытащить оттуда бутылку хорошей финской водки. Под работающий телевизор он отхлебывал алкоголь прямо из горлышка и, уже изрядно захмелев, едва услышал, как зазвонил телефон. В полузабытьи он не понимал, что говорит ему непривычно счастливым голосом Филипп и по какому поводу он должен радоваться. Ему отчетливо мерещились прикосновения чужих похотливых рук, и Игнат наконец-то провалился в глубокий сон, полный боли и кошмаров.