— А как насчет того, чтобы зайти в музыкальный магазин?
— Это просто блестящая идея! Мне до смерти хочется иметь «Ночь и день» Френки.
В магазине девушки стали рыться в пластинках, упакованных в бумажные конверты с вырезанными в центре кружками, чтобы можно было прочесть название и исполнителей.
Би-Джей отобрала пять пластинок. Мэрилин облюбовала лишь одну — «И шепчет каждая вещь о тебе» Томаса Дорси, моля Бога, чтобы хватило денег расплатиться, хотя покупка сама по себе была идиотской: у Уэйсов не было проигрывателя.
Все кабины были заняты: защищенные звуконепроницаемым стеклом, люди увлеченно слушали неслышную в салоне музыку. Би-Джей опустилась на узкую скамейку в ожидании своей очереди.
— Ты ведь хочешь, чтобы я говорила о Линке? — взгляд ее черных глаз показался Мэрилин пронзительным.
— О, Би-Джей…
— Я ведь не совсем дурочка, Мэрилин. Мой брат приглашает тебя в кафе-мороженое, и мы с тобой сразу оказываемся на короткой ноге.
Мэрилин смотрела на купленную пластинку и думала, как надоело ей постоянно врать.
— Да, верно, Би-Джей, но я всегда считала, что мы друзья. — И это было правдой. Бахвальство Би-Джей могло раздражать, но голову на плечах она имела, и что особенно важно, от нее веяло каким-то уютным теплом, как от большого неуклюжего щенка сенбернара. — Ты мне очень нравишься, а твоя пьеса — просто чудо.
Би-Джей радостно встрепенулась.
— Ага, кажется те двое выходят. — Седовласая пара укладывала пластинки в альбом с надписью «Фрагменты из оперы «Кармен». — Давай перейдем туда, пока еще какие-нибудь любители классики не заняли кабину на целый год. — Когда они перешли, Би-Джей спросила: — А ты считаешь Линка занудой?
— Я люблю его. — Подобное признание не было редкостью для девушек их школы, но когда его произносила Мэрилин, голос ее дрожал, свидетельствуя о глубокой искренности.
Би-Джей оперлась спиной о стеклянную стенку.
— Вот оно что… Знаешь, я понимаю тебя. Он замечательный человек и красивый парень… Если бы он не был моим братом… Святая Мария, убереги меня от кровосмесительных мыслей…
— У него было много девушек?
— Было несколько. Последней была Розелен Сент-Венсан. Живет в Беркли. Она приезжала на уик-энд, когда Линк закончил летную школу. Я уверена, что она и сейчас не забыла его.
Мэрилин вздохнула, испытывая страшную ревность к Розелен Сент-Венсан и завидуя ее сексуальным отношениям с Линком.
— Ты ничего не слыхала о ней? — спросила Би-Джей.
— Нет… то есть… Я не знаю…
— Возможно, он уже остыл к ней. В этот раз он не говорил, что видел ее.
— Он давно служит на флоте?
— Сразу после событий в Пирл-Харборе. Отец пришел в бешенство, должна тебе сказать. Он хотел определить Линка в интендантский корпус и оставить в Калифорнии. Парадокс в том, что отец — патриот и фанатик, а Линка трудно представить на войне. Он очень любит все живое, если только ты способна понять, что я имею в виду. Я не представляю себе, чтобы он мог в кого-то стрелять, даже в японца на истребителе.
Любители классики вышли, и Би-Джей с Мэрилин зашли в кабину.
— Его не так-то просто понять, — бросила Мэрилин пробный камень.
— Это верно! Вот послушай… Он опубликовал поэму в «Атлантик мансли» и никому об этом не сказал. Ну посуди сама, какой прок что-то печатать, если ты никому об этом не говоришь? — Би-Джей помолчала. — Ты извини, если я что-то неудачно сказала и чем-то тебя задела.
— Тебе не за что извиняться, Би-Джей.
— Есть за что… Разве мы не друзья? — Би-Джей взялась за пластинку Мэрилин. — Давай сперва поставим эту.
Напомнил о тебе весенний ветер…
Твой номер наберу, но кто ответит?
Чуть в дымке твои черты,
Но грезишься всюду ты.
И шепчет каждая вещь о тебе.
7
Несмотря на внушительные размеры, авианосцы весьма уязвимы. Когда в начале июля «Энтерпрайз» прибыл в Сан-Диего, он был основательно продырявлен снарядами и торпедами. Работа по восстановлению и ремонту огромного судна шла день и ночь. Информация о том, сколько времени займут ремонтные работы, держалась, естественно, в строгой тайне.
— Сколько же времени ты здесь пробудешь? — спросила Мэрилин.
Они только что вышли из шумного неуютного танцевального зала у океанского причала. Линк не отвечал. Он приподнял голову, чтобы уловить последние, замирающие ноты альтового саксофона Дорси. Они шли в водовороте людей, одетых в военную форму и яркие платья, под крики, доносящиеся с «русских горок», вдыхая запах жареной кукурузы. Вдалеке слышался шум разбивающихся о берег волн и неумолчный гул, словно в приложенной к уху раковине.