Покачиваясь, он вышел из комнаты и снова присоединился к своим друзьям. Через открытую дверь было слышно, как он громко сообщил:
— Еще одну дурацкую рукопись надо будет смотреть. Господи, даже сейчас они подсовывают мне всякое говно… Мой единственный сын мертв… И даже сейчас они…
Он зарыдал. Один из приятелей протянул ему что-то выпить, и Джошуа Ферно одним махом опрокинул рюмку в рот, пролив добрую половину содержимого на цветастую рубашку.
Тошнота подкатила к горлу Мэрилин.
Би-Джей с упреком посмотрела на подругу.
— Что заставило тебя сделать это? Я и не знала, что ты пытаешься писать. Тебе надо было прийти к отцу в другое время.
— Где ванная? — сумела произнести Мэрилин.
Би-Джей повела ее обратно в зал.
— Вот комната, где можно попудриться.
Но дверь в нее была заперта.
— Ты можешь подождать? — спросила Би-Джей без особой теплоты.
Мэрилин покачала головой.
Би-Джей показала на лестницу.
— Моя комната первая слева.
В освещенной солнцем комнате Мэрилин опустилась на колени перед унитазом и блевала до тех пор, пока ее организм уже не мог выдавить ничего, кроме бесцветной жидкости.
В таком согнутом положении она оставалась долго, и на протяжении всего этого времени до нее доносились голоса гостей.
Все тело болело, словно ее высекли, мышцы дрожали от напряжения, нервные окончания, казалось, были обнаженны. Никогда еще Мэрилин не приходилось переживать столь бурную физическую реакцию на душевные страдания.
Ей виделся Линк, лежащий обнаженным на двухспальной кровати в квартире 2Б, маленький шрам — след перенесенной ветрянки — над левой бровью, его характерная улыбка и нежность в глазах. Любовь, подумала она. Да, любовь.
Любовь безвозвратно канула в глубины Тихого океана.
С трудом встав на ноги, она спустилась по устланной ковром лестнице, цепляясь за перила. Зал был полон громко разговаривающих людей, накладывающих изысканные закуски на фарфоровые тарелки. Мэрилин вышла через парадную дверь.
Через пятнадцать минут в районе Кармелиты ее нагнала дежурная полицейская машина. Полицейский предложил Мэрилин подбросить ее домой.
Нолаби измучилась от ожидания. Позже она рассказала Мэрилин, что, не дозвонившись домой, она пришла в отчаяние, не стала дожидаться дежурного автобуса, а села в подвернувшееся такси. Это было страшно разорительное путешествие.
— Он погиб, — сказала Мэрилин. — Мама, он погиб!
И больше она не сказала ничего. Она позволила Нолаби раздеть себя и уложить в постель, накормить молоком с хлебом и говорить всякую успокоительную чепуху.
Борцовского духа в Мэрилин Уэйс совсем не осталось.
11
— Отличный день, — сказала Мэрилин. — Чего ради тебе торчать здесь?
— Как можно задавать такой вопрос дежурной сестре? — возразила Рой. Нолаби в эту погожую субботу, как и во все другие, работала сверхурочно — нужно было расквитаться с долгами, отдать деньги, которые она заняла на операцию. Нолаби оставила Мэрилин на попечение сестры.
— Мама слишком нянчится со мной, — перебила ее Мэрилин. — Позвони Алфее.
— Мы уже говорили с ней, что было бы здорово прогуляться, — мечтательно сказала Рой.
— Ну вот и прогуляйся.
— А как же ты?
— Я здорова, как лошадь.
— Как лошадь, которая годна только на то, чтобы отвести ее на живодерню, — возразила Рой, бросая взгляд на сестру.
Была уже середина дня, но Мэрилин все еще не оделась. Она сидела в кровати во фланелевой ночной рубашке, подогнув под себя босые ноги; волосы, которые она не мыла со времени операции, рассыпались по плечам. Лицо ее было ненакрашено и бесцветно, если не считать голубоватых теней под глазами, из-за чего они казались скорее синими, чем зелеными. (Каким образом, задавала себе вопрос Рой, сестра умудрялась оставаться красивой, когда любая другая в этих обстоятельствах выглядела бы форменной ведьмой?) Операция у доктора в Калвер-сити — никаких подробностей о ней Рой не сообщили — была сделана через два дня после того, как Мэрилин посетила дом Ферно. Это было 24 апреля. Неделю назад. Нолаби призналась тайком младшей дочке:
— Моя подруга вышла на работу через три дня, а Мэрилин все еще выглядит больной.
Мэрилин использовала всю вату, которую Нолаби покупала для троих. Она не жаловалась и часами сидела, прижимая к себе грелку. Двигалась она неуверенно, и ее часто бил озноб. Она размазывала еду по тарелке и, будучи любительницей мороженого, не съела деликатес от Чэпмена, на который раскошелилась Нолаби. Иногда Мэрилин бросалась в туалет, без конца спускала там воду, а когда выходила оттуда, лицо ее было в пятнах, глаза красными.