На завтраках и обедах присутствовали Артур Кон, несколько его помощников и Марвин Каллаган, руководитель отдела по связям с общественностью. Тема разговоров все время была одна и та же — они инструктировали Курта, Гонору и Джоселин, как вести себя во время слушания, что говорить, когда улыбаться и даже как входить в зал заседаний. Гонора внимательно прислушивалась к их советам, мысленно составляя свой имидж. Ее лицо часто мелькало на экране телевизора, и люди стали узнавать ее на улице. В новостях по всем каналам показывали отдельные фрагменты заседания комиссии Моррела.
Гоноре казалось, что из нее вынули душу. Как только их лимузин останавливался у Рейбурн-хаус, они сразу оказывались в центре внимания, ослепляемые фотовспышками и сопровождаемые градом вопросов многочисленных журналистов. За два дня слушания превратились в злобное разбирательство. В четверг обсуждался непосредственно вопрос дачи взяток, которые арабы считали небольшой компенсацией за услуги. Сегодня, в пятницу, Курт представил комиссии налоговые декларации за несколько прошедших лет. Член палаты представителей штата Мэриленд — демократ — потребовал, чтобы Курт объяснил, каким капиталом располагает его недавно созданный банк; женщина-конгрессмен от штата Айова — республиканка — интересовалась, в какую сумму обошлась Курту его яхта и какие оргии он там устраивает; сам Моррел задавал такие глупые вопросы, что даже Гоноре стало ясно, что он пытается поймать рыбку в мутной воде. Но слава Богу, все наконец-то кончилось, впереди выходные и перерыв в работе комиссии.
Команда юристов Курта разъехалась по домам. Курт уехал по каким-то делам — к очередной топ-модели, как решила Гонора, а Джоселин, покрутившись перед зеркалом и надев новый свитер, уехала к своим старым друзьям в Джорджтаун. Оставшись одна, Гонора поудобнее устроилась на диване и углубилась в чтение.
Послышался звук отпираемой двери. Гонора вскочила и бросилась в коридор. В холле стоял Курт и с удивлением смотрел на нее.
— Портье сказал мне, что вы ушли.
— Нет, только Джосс.
Гонора все еще держала в руке тарелку с клубникой, политой сливками и посыпанной сахаром. Несколько ягод упало ей на джинсы и на ковер. В смущении Гонора принялась оттирать джинсы.
— Гонора, остановись, — сказал Курт.
— Останется пятно.
— Ничего страшного, отдашь в чистку.
— Мне кажется, его лучше замыть, — Гонора сделала шаг к ванной.
— Ради Бога, Гонора, угомонись. Сядь на диван и успокойся. Что ты суетишься? Здесь, в Вашингтоне, ты все время находишься в каком-то нервном возбуждении.
«Он наверняка догадался, что мне снятся эротические сны», — подумала Гонора, но, руководствуясь здравым смыслом, решила, что невозможно прочитать мысли другого человека.
— Ты же знаешь, что я легко возбудима, — ответила Гонора. — Мне казалось, что ты уехал на уик-энд с Марвой Лей.
— Она сейчас в Риме, снимается для какого-то французского журнала. Я ездил в Вирджинию.
— В Вирджинию?
— Да, у меня там были дела. Я ужасно голоден. Не хочешь составить мне компанию?
— Сейчас в ресторане полно людей.
— Мы где-нибудь поедим бутербродов или бургеров.
— Хочешь еще бутерброд? — спросил Курт.
— Нет, я сыта по горло. Зачем ты накупил столько?
— Я все еще не забыл голодное детство.
— Да, я помню твои рассказы.
Задрав голову, Курт смотрел на памятник Джорджу Вашингтону.
«Имею ли я право говорить с ним о его жизни?» — подумала Гонора, глядя на освещенный обелиск, тень от которого падала на темную воду бассейна. Они сидели у подножия мемориала Линкольна, и свежий ветерок обдувал их разгоряченные лица. На Гоноре был старенький свитер, на Курте — серая спортивная рубашка. Перед ними стояли пакет с бутербродами и кофе.
— Почему ты спросила меня о Марве Лей, Гонора?
— Просто я была уверена, что ты с ней. Ни для кого не секрет, что ты спишь с Марвой Лей.
— А с кем спишь ты?
Гонора не знала, что ответить, и лишь смущенно улыбалась. Раньше такой вопрос оскорбил бы ее, она посчитала бы его бестактным, но сейчас, как свободная женщина двадцатого века, она ясно представляла себе, что мог думать о ней Курт. Возможно, он решил, что, живя в одной квартире с Ви, она стала лесбиянкой или занимается онанизмом, а может, и того хуже, что у нее наступил ранний климакс. Но что она могла сказать? И Гонора продолжала смущенно улыбаться.