Глава 68
В это время Джоселин ничком лежала на кровати и рыдала. Ее лицо распухло от слез, перед глазами стоял туман. Даже в худшие дни своего несчастного замужества и горькие месяцы после смерти Малькольма она не рыдала так отчаянно, как сейчас. Слезы лились потоком, и она не могла остановить их. «Поцелуй смерти, — всплыло из глубин ее памяти, — это я. Все, к чему я ни прикасаюсь, обречено на гибель». Теперь ей было совершенно ясно, что лежало в основе свидетельских показаний Фиша и какую роль она в этом сыграла. Ведь это она, и никто другой, уговорила Гонору повлиять на мужа, чтобы он отправил Малькольма в эту маленькую арабскую страну. Только благодаря ее дружбе с Фуадом состоялось знакомство Малькольма и Халида. Это она привела в движение силы зла, которые сейчас обрушились на голову Курта Айвари. Во всем виновата она одна. Как жить с таким грузом на душе?
Размазывая по щекам слезы, Джоселин медленно подошла к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Улица внизу была пустынна. Всего восемь этажей отделяло от нее Джоселин. Как просто — один шаг, и тебя нет. Нет этой жгучей боли внутри, нет терзающих душу мыслей. Всего один шаг.
Никогда раньше, даже в самые трудные минуты жизни, мысль о самоубийстве не приходила Джоселин в голову. Смерть представлялась ей чем-то далеким, связанным с глубокой старостью или тяжелой болезнью, когда уход желанен, так как несет с собой избавление от мук.
Джоселин смотрела на блестящий асфальт, и мысли о самоубийстве вихрем проносились у нее в голове, как носятся облака по грозовому небу. Открыть окно, сделать шаг — и конец.
Неведомая сила заставила Джоселин отступить в глубину комнаты. Она закрыла лицо руками и зарыдала еще горше.
Чувство страшной вины не покинуло Джоселин и на следующий день. Едва дождавшись перерыва между утренним и дневным заседаниями, она уговорила Гонору и Курта немного прогуляться, а сама закрылась в одной из приемных, обхватила голову руками и задумалась о своей горькой судьбе. В сущности, она всегда была одинока. Одинока в детстве, одинока в своей короткой замужней жизни, да, собственно, так и должно быть — она, как прокаженная, как вечный источник инфекции, несет гибель всем, кого любит.
Время приближалось к двум часам дня. Скоро начнется дневное заседание подкомитета. Джоселин медленно поднялась и направилась в туалет. Там никого не было. Воспаленный мозг Джоселин фиксировал мелочи — в одном углу стоят ведро и швабра, на дверцах двух кабинок висят бумажки с надписью «Засор». Потоптавшись у двери, Джоселин подошла к раковине и открыла холодную воду. Сунув руки под сильную струю, она стояла, пытаясь собраться с мыслями.
Семья Талботт вышла из лифта и сразу попала в руки журналистов. Гид шел первым, стараясь защитить жену от натиска толпы. Энни следовала за ним, придерживая руками огромный живот.
— Остановись, Гид, — попросила она.
— Тебе плохо? — встревоженно спросил Гид.
— Нет, все хорошо, — с улыбкой ответила Энни, — просто наш наследник сучит ногами и руками. Похоже, я переела за ленчем в Белом доме, и это ему не нравится.
Ленч состоял из простой и добротной пищи: жареные цыплята с аспарагусом и десерт. Кроме семьи Талботт, на ленче присутствовали известный кардиолог из Алабамы, овеянный славой продюсер голливудской компании «Золотой век», увешанная драгоценностями жена мексиканского миллиардера. Энни впервые так близко видела президента и его супругу и поначалу растерялась, но очень быстро освоилась и развлекала присутствующих рассказами из жизни аборигенов Новой Гвинеи, чем вызвала всеобщий восторг.
Кристал, невыспавшаяся и занятая мыслями о предстоящем слушании, тем не менее оценила успех своей невестки, и в ней проснулось теплое чувство к ней. Заметив, что Энни остановилась и держится за живот, она не на шутку встревожилась.
— Энни, дорогая, вам с Гидом лучше вернуться домой. Мы прекрасно обойдемся без вас.
— Я прекрасно себя чувствую, — с улыбкой ответила Энни.
Защелкали фотокамеры, и Кристал отвернулась. Ее взгляд упал на смуглого молодого человека, который вышел из боковой комнаты и быстро смешался с толпой. «Странно, что у него нет карточки представителя прессы», — промелькнула мысль.
— Гид, встретимся в зале, — сказал Александр, беря мать под руку, — мне надо поговорить с мамой.
Кристал шла рядом с сыном, стараясь разобраться в путанице мыслей: «Неужели Александр сам изготовил эту фальшивку? Неужели это грязное дело затеял мой сын? Неужели Господь допустит, чтобы он так поступил с Куртом? Мне не вынести больше упрекающего взгляда Гоноры! Почему нам нельзя опять быть вместе, как в детстве? Что значит для нее Курт, ведь она сама оставила его? Господи, дай мне сил!»