И вот наконец она оказалась в Мельбурне, в роскошном люксе роскошного отеля, где ее ждал букет великолепных красных роз и записка от Гранта с приглашением поужинать вместе в официальной обстановке. Гудман уведомлял ее, что присоединится к ней в шесть тридцать вечера.
Брайони уставилась на записку, погрузившись на минуту в свои невеселые размышления. Затем она подсчитала, что у нее есть около шести часов, и принялась за работу. Первым делом она отправилась в салон красоты в самом отеле, где сделала себе модную стрижку, маникюр, не забыв посетить и косметолога, после чего, чувствуя себя другим человеком и изысканно благоухая, отправилась по магазинам.
Грант появился ровно в шесть тридцать, и в первую минуту они лишь молча смотрели друг на друга. На нем был темный костюм классического покроя, в котором он выглядел весьма элегантно, хотя и несколько непривычно; на ней — черное шелковое платье по фигуре с бретелью на одном плече. Ее волосы блестели и отражали свет, на губах была помада цвета спелых красных ягод с блеском, а в ушах — золотые сережки с жемчужинками, ее единственная драгоценность.
— Ты выглядишь потрясающе, — сказал он наконец и протянул ей руку.
— Спасибо, — прошептала она и очутилась в его объятиях.
— Ты не очень-то хорошо придумала, — едва слышно проговорил он, глядя ей прямо в глаза.
Уголки ее губ задрожали.
— Я хотела подождать, но не смогла удержаться, чтобы не нарядиться для тебя, — ты об этом?
Он провел рукой по теплой и гладкой коже ее плеч.
— Именно об этом, но ничего, я потерплю.
— Поцеловать меня ты, однако, можешь, — предложила она с шаловливым блеском в глазах. — Губную помаду всегда можно наложить.
— Точно?
— М-м-м… — Она обвила его шею руками, и он подчинился.
Прошло несколько минут, они уже сидели на мягком диване, держась за руки, когда он спросил:
— Как ты провела это время?
Брайони откинула голову на спинку дивана.
— Была занята. Котлованы под фундамент вырыты.
— Я имел в виду другое.
Она заколебалась, а затем честно призналась:
— Скучала, иногда просто с ума сходила, но удерживалась от того, чтобы пинать ногами стиральные машины.
Грант рассмеялся.
— А как ты провел каникулы с детьми?
— Хорошо, правда, все несколько осложняется тем, что Ханна от природы отличный стрелок, а у Скотта все получается гораздо хуже. Ханна к тому же лучше него ездит верхом и плавает. Она мне иногда напоминает тебя, очень спортивная девочка.
Брайони сочувственно заметила:
— Бедный Скотт, надеюсь, есть области, где и он отличается.
— К счастью, он прекрасно учится.
Какое-то время они помолчали, а затем Грант сказал:
— Нам пора.
Она повернула голову, и было что-то лукавое и веселое в ее глазах, хотя ответила она вполне серьезно:
— Действительно пора, мистер Гудман.
— С другой стороны, мы могли бы поужинать здесь, — сказал Грант, и глаза его заблестели.
— Это была твоя идея пойти куда-нибудь, — заметила Брайони.
— Одна из моих самых неудачных идей, как мне начинает казаться.
— Вовсе нет. — Она высвободила руку и поднялась. — Ты танцуешь?
— Да.
— Я надеялась, что ты пригласишь меня куда-нибудь, где мы могли бы потанцевать. Мне кажется, я уже сто лет не танцевала.
Он посмотрел на нее и встал.
— Очень хорошо, — пробормотал он, кладя руки на талию, — мы отправимся через минуту. — И стал целовать ее в шею, плечи, и казалось, не существовало шелка платья, когда он ласкал ее грудь.
Прошло чуть больше минуты, как он отпустил ее, но дыхание ее все еще было прерывистым, она чувствовала, что раскраснелась и что прическа, на которую она потратила столько сил, испорчена. Но это не беспокоило ее, она страстно желала его.
— Это… это нечестно, — прошептала она и облизнула пересохшие губы.
Грант улыбнулся.
— Говорят, в подобных обстоятельствах все честно. Иди приведи себя в порядок, а я пока вызову машину.
Они ели спаржу и лососину под голландским соусом. Ресторан определенно был высшего разряда, все женщины шикарно одеты — сверкали бриллианты, на спинках многих стульев небрежно висели норковые палантины. Обслуживание было великолепным, еда изысканной, и все же Брайони чувствовала себя не в своей тарелке.
Дело было не в отсутствии бриллиантов или меха — ее никогда не волновали эти атрибуты богатства и положения в обществе, к тому же она и без них вызвала много восхищенных взглядов, впрочем, как и Грант. Это происходило потому, решила она, что они пережили несколько минут теплоты и близости, сидя друг подле друга на кушетке, а сейчас оказались, фигурально выражаясь, на открытом плато, где в атмосфере явно чувствовалась сдержанность. Она знала, стоит ей только сказать, и они сразу же вернутся в отель, но неужели их физическое влечение настолько сильно, что они не могут чувствовать себя непринужденно, пока оно не удовлетворено?
— Ты готова?
Брайони взглянула на него.
— Танцевать?
— Да.
— Ты и вправду хочешь? Я хочу сказать… — Она замолчала.
— Что передумала, да?
— Я подумала, что ты передумал. Мы… — Она замешкалась. — Кажется, мы сейчас настроены не на одну волну, — закончила она.
— А мне так не кажется, — сухо ответил он, но, заметив обиду в ее глазах, тронул ее за руку. — Хорошо, потанцуем в другой раз.
— Грант…
— М-м?.. — Он оторвал голову от ее груди.
— Да нет, ничего…
— Извини, я не хотел, чтобы ты чувствовала себя несчастной. Я имею в виду то, что было сегодня вечером.
— С чего ты взял, что это так? — спросила она, затаив дыхание.
— Ну, я тебя немного знаю. Просто я не понял, что этот танец для тебя так много значит.
— Но это совсем не так, — быстро заговорила Брайони. — Я сказала это, чтобы поддразнить тебя — ведь я видела, что тебе не хочется танцевать, но теперь мне кажется, что я перестаралась и…
— Не стоит продолжать. — Грант взял ее лицо в ладони и нежно поцеловал в губы. — Меня следовало бы пристрелить за то, что заставил тебя так чувствовать, но я так хотел тебя.
— Хотел?
— Хочу, хотел и буду хотеть. Неужели ты в этом сомневаешься? — Он зарылся лицом в ее волосы. — И неужели не пожалеешь бедного влюбленного дурака, который мечтал об этом целых две недели, и не только по ночам?
Она пожалела.
После они лежали умиротворенные, и ее голова покоилась у него на плече.
— Что у нас завтра? — спросила она.
— Владельцы ранчо со своими проблемами, — с сожалением ответил он, — но завтра последняя встреча. Я освобожусь к четырем часам.
— Хорошо, я еще не совершила налета на книжные магазины.
— А чем ты занималась сегодня?
— Одеждой, — мечтательно проговорила Брайони, — после посещения салона красоты. Это было божественно.
— А, может, мне свозить тебя купить еще какие-нибудь наряды помимо этого черного платья?
Она поцеловала его в мускулистую шею.
— У меня есть еще одно платье вообще без бретелей и с огромным вырезом на спине.
Грант застонал.
— Такого я могу не выдержать.
Брайони рассмеялась.
Какое-то время они молчали, а затем он спросил:
— Засыпаешь?
— М-м-м…
— Тогда спокойной ночи, — и поцеловал ее в макушку.
— Спокойной ночи. — Она зевнула. — Я так рада, что теперь не надо бояться засыпать, — сонно проговорила она и напряглась, несмотря на то что уже засыпала.
— А это как надо понимать? — осторожно осведомился Грант.
— Никак.
Он не стал настаивать, и она уснула в его объятиях.
Он встал раньше нее и разбудил, подвезя к кровати завтрак на тележке.