Перед самым рассветом ей вдруг ужасно захотелось есть. Она не ужинала, для себя одной готовить совершенно не хотелось.
В темноте Зинаида босиком прошлепала на кухню, отрезала горбушку хлеба, посыпала солью… В большой кастрюле на столе пыхтело, пузырилось, поднималось сдобное дрожжевое тесто.
Она с вечера поставила его на пироги, запланировав любимые Владимиром рыбный, яблочно-смородиновый и капустный.
Вот только… сгодятся ли они? Будет ли их кому съесть?
Подумать только: человек, столько лет проживший с ним бок о бок, куда-то пропал, а он совершенно не волнуется! Хоть бы позвонил, узнал, где она, что стряслось…
Зинаида Леонидовна не заметила, как, задумавшись, съела весь батон.
Надо бы наведаться к ним с утра… Вдруг с Петькой что-то случилось, и Владимиру некогда ей названивать… А ведь ее помощь так может пригодиться.
…Петька вскочил чуть свет и на цыпочках прокрался на кухню. Он тоже проголодался. Зинаидину манную кашу в ведро спровадил, а потом уж было не до еды…
Странно, кастрюльки абсолютно пусты. Блестят, как будто только что из магазина… И в холодильнике, кроме десятка яиц и пакета молока, — шаром покати. Совсем Зинка обнаглела!
Петька, пылая благородным возмущением, прошлепал к ее комнате и громко постучал.
Нашла время спать, когда человек желает подкрепиться! Чего ради он тогда терпит ее присутствие?!
Дверь тихо приоткрылась, Петька просунул внутрь голову и обалдел…
С постели «домомучительницы» снято все, даже простыни, только сиротливо сереет полосатый матрац… И с туалетного столика исчезли баночки и флакончики… и даже нет знаменитой фотографии Клаудии Шиффер…
И самой Зинаиды тоже нет.
Он помчался в ванную — мраморные полочки стеллажей зияют пустыми местами. Только мужская парфюмерия и осталась…
Совершенно забыв о том, что собирался не беспокоить отца и Ирину, Петька опрометью помчался в спальню, ворвался к ним и возбужденно завопил с порога:
— Папка! Зинка сбежала!
Чудесный, прекрасный сон оборвался.
Что случилось? Кто-то пропал? Сбежал? Опять надо куда-то мчаться, искать, спасать?
Ирина открыла глаза и увидела перед собой Петьку.
Она машинально дернулась, натягивая на плечи сползшую простыню, и непроизвольно отодвинулась от теплого бока Владимира.
Тот выпростал из-под простыни руку и снова прижал ее к себе.
— Почему ты так кричишь, сын?
— Зинки нет!
— Ну так что? Почему ты решил, что она сбежала? Может, просто пошла домой ночевать…
— Так вещей нет, па!
— Каких? Наших? Нас что, обокрали? — спокойно и безразлично поинтересовался Владимир.
— Ее!
— А… — протянул Владимир. — Разве это повод для такой паники? Может, мы ей надоели. Устала от нас… — Он повернулся к Ирине и снова свернулся поудобнее, потеряв к беседе всякий интерес. — Ушла и ушла…
— Но я есть хочу! — запальчиво сказал Петька.
— А тебе нянька нужна? Взрослый мужик уже… Сам приготовь.
И в спальне вновь послышалось сладкое, слаженное, сонное сопение.
Против обыкновения, Зинаида не протирала лицо лосьонами и пенками, не делала утреннюю маску, не принимала ванну, а просто плеснула на себя пригоршню воды и небрежно провела по волосам щеткой.
Один пирог уже зарумянивался в духовке, другой подходил на столе, покрытый чистым полотенцем, а третий она украшала резными виньетками из теста: елочками, завитками, змейками…
Зинаида защепила фигурные края пирога… и крупные частые слезы вдруг закапали из глаз на его блестящую, смазанную желтком поверхность…
Насильно мил не будешь…
И ни к чему ее старания. И годы прошли в пустых надеждах… А ведь лучшие, ядреные годы, самый бабий цвет…
Зинаида вдруг ясно осознала, что никто не прибежит за ней вслед, не бросится в ножки, не станет умолять вернуться…
Да и сама она уже больше не сможет стараться ради них, лезть из кожи вон, предупреждать каждое желание…
Они совсем не семья… Они совершенно чужие друг другу люди… Да в старой коммуналке, из которой она выбралась в свою отдельную квартиру благодаря стараниям Владимира, и то жили дружнее…
Зинаида Леонидовна всхлипнула и дала волю слезам, ничуть не заботясь о том, что нос покраснеет и распухнет, а глаза превратятся в заплывшие щелочки…
К чему ей красоваться? И перед кем? И ради чего?
Никому-то она не нужна… Одна на свете одинешенька…
И пироги эти она съест сама! И плевать ей на фигуру!
Неумело управляясь с миксером, Петька взбивал в миске молоко и яйца для омлета. Нежно-желтая жидкость разбрызгивалась вокруг — на чистый пол, на сверкающий кафель…