– Черт побери, Джез, я могу заставить его потрудиться. Последнее время я уже не объезжал территорию так, как раньше. В прошлые месяцы на двух плато у нас пропали травы, заросли чертополохом, потому что я давно не был на этих пастбищах. И знаешь, Джез, не далее как в прошлый вторник я обнаружил, что на двух мельницах вышли из строя насосы. Должно быть, они сломались уже бог знает когда! А эти проклятые вандалы, черт их дери! Приезжают на мотоциклах, ломают заборы, стреляют в скот и разрушают желоба для стока воды. У них свое представление о развлечениях, и день ото дня становится все хуже.
– И все-таки зачем надо называть его главным ковбоем? – Обычные сетования ранчеро придали Джез мужества, и она вновь попробовала затронуть эту тему.
– Потому что никакая другая должность не даст Кейси власти над нашими пастухами. Это нужно, чтобы заставить их поторапливаться, а он здесь чужак, не забывай. И вообще, в чем дело? Это мое ранчо.
– Ни в чем, папа, – поспешила ответить Джез. – Я просто удивлена, вот и все. Это... случилось так быстро...
Весь уик-энд отец ни словом не обмолвился о Кейси Нельсоне, а ведь ожидал его со дня на день, это ясно. Значит, он не мог решиться сказать ей об этом и не сказал до тех пор, пока этот урод не объявился здесь. Итак, Майк Килкуллен решил подыскать себе замену, пусть хоть на год, но замену на работу, которой хотел заниматься всю свою жизнь.
Большинство скотоводов могли называть себя боссами, владельцами или кем угодно, но для Майка Килкуллена этого было недостаточно. Только положение главного ковбоя, формально более низкое по значению, и никакое другое, устроило бы его, человека, который гордился ответственностью, возложенной только на главного ковбоя. Человека, который садится в седло с восходом солнца и отдает распоряжения до заката; который сам может выполнить любую работу на ранчо: чинить забор и делать ставки на аукционе племенных быков в Сан-Франциско; который, врезаясь в стадо, с первого взгляда определяет больную корову и за несколько минут ставит диагноз; человека, который является лидером, непререкаемым, абсолютным и гордым хозяином земли, который весь день проводит в седле среди скота и вакерос.
С тех пор как первый всадник сделал загон для скота, главный ковбой всегда был генералом, находящимся в центре непрекращающейся борьбы, в которой мало что изменилось. Любой горожанин в стетсоновской шляпе, с сигарой в зубах, которому приглянулась идея владеть скотом, мог быть большим боссом. Ее отец никогда не откажется от должности главного ковбоя из-за того, что пастбища заросли чертополохом и сломался десяток насосов. Наверное, он чувствует... что он чувствует? Сердце Джез бешено колотилось, и ее охватила паника, когда она всматривалась в его лицо. Выдохся? Устал? Но он не выглядел ни выдохшимся, ни усталым, хотя... да он, должно быть, просто вымотался и задумался о Кейси Нельсоне в качестве главного ковбоя. Но это глупо. Разве откажется Майк Килкуллен от должности главного ковбоя на ранчо Килкуллена только из-за того, что просто устал?
– Дорогая моя, у тебя есть во что переодеться? – Голос отца вывел ее из задумчивости. – Ты же не можешь оставаться в этом.
– Я найду что-нибудь, – ответила она рассеянно.
– Сейчас.
– Да, сэр. – А может у мужчины шестидесяти пяти лет произойти кризисный перелом?
По своей природе Сьюзи была весьма бережливой и, уходя вечером с гасиенды, всегда старалась сэкономить на электричестве, поэтому в пустом сейчас доме светилось всего несколько огоньков. Джез подъехала на джипе как можно ближе к задним воротам патио: до ее комнаты отсюда было ближе всего, и ей не хотелось оставлять следы от все еще стекавшего с платья чили, проходя через весь дом. Придерживая подол обеими руками, она осторожно прошла по садовым дорожкам к крытой веранде, откуда двери вели в спальни членов семьи, и, толкнув локтем дверь, вошла в свою комнату. Отправляясь на фиесту, она оставила гореть ночник, но сейчас с досадой увидела, что экономная Сьюзи выключила и его. В полной темноте она сделала несколько шагов по направлению к ванной. И вдруг резкая боль пронзила ногу чуть пониже колена. Качнувшись на каблуках и все еще держа подол платья, она упала вперед на груду каких-то твердых угловатых предметов, вдобавок больно ударившись локтем и коленкой.
– Да что же это такое, черт побери! – невольно заорала она в темноту. Отпустив платье и медленно выбравшись из неожиданной засады, она, как слепой, вытянула перед собой руки, ощупью добралась наконец до ночного столика и включила лампу.
Бесформенной пирамидой посередине комнаты громоздились жесткие, с острыми металлическими углами чемоданы.
– Я просто свалил чемоданы в доме, – вслух произнесла Джез. – Я просто свалил чемоданы... просто... свалил!.. Это тебе что, комната для гостей, урод недоделанный?! Отвечай! Комната для гостей, да?
Она гневно огляделась вокруг. Живя в доме, она обычно убирала все после себя, так ее приучили с детства. Сегодня она прибралась в комнате с особой тщательностью на случай, если кому-то из гостей захочется зайти в дом после фиесты, выпить «на посошок» и вообще посмотреть дом. Одевшись для праздника, она убрала все мелочи в верхний ящик туалетного столика, ванная комната также представляла собой образец чистоты и порядка.
– Да, Джез, теперь твоя комната действительно выглядит как комната для гостей, очень милая комната для гостей, особенно в глазах этого тупого, первобытного кретина, кузена Кейси, – пробормотала она, морщась и потирая голень. К счастью, складки платья в какой-то степени защитили ногу, иначе наверняка появилась бы ссадина, но все равно было чертовски больно.
Джез как можно осторожнее сняла безнадежно испорченное платье и аккуратно завернула его в полотенце. Вытащив из волос гребни и отыскав щетку, безжалостно расчесала свою тщательно уложенную «испанскую» прическу и, подойдя к большому шкафу, остановилась перед ним, размышляя, что бы надеть. Джинсы и рубашку? Нет, только не сегодня, для фиесты не годится. Она сняла колготки телесного цвета и вместо них надела колготки золотистого цвета, затем решительно вытащила одну из вешалок. Это было короткое, свободной формы платье на узеньких бретельках из тонкой переливчато-золотой ткани. Быстро проскользнув в него, Джез мгновенно преобразилась: в этом летящем воздушном наряде легко угадывались грудь и округлые бедра, длинные стройные ноги были открыты намного выше колен. Теперь она словно являла собой воскресший образ блистательных голливудских актрис минувших времен: Бетти Грэйбл, Джинджер Роджерс, Сид Чарисс.
Модельер Калвин Клейн превратил кусок невесомой ткани в самое современное и самое короткое мини-платье, и хорошо выглядеть в нем было дьявольски трудно. Такое платье появлялось в продаже каждый сезон, всегда из разной ткани, но неизменно одного и того же стиля; оно требовало идеальной фигуры, а при малейшем изъяне выглядело как насмешка. Такое платье неизменно притягивало к себе женщин, особенно тех, кому оно было просто противопоказано.
Казалось, оно создано специально для Джез, и после того, как она сделала рекламу водки «Абсолют» с манекенщицей в этом платье, она позвонила в Нью-Йорк модельеру и попросила прислать ей такую же модель, но на месяц раньше, чем оно поступит в продажу в магазины Америки.
Затем, взяв горсть мелких, как пыль, золотистых блесток, Джез обсыпала ими спадавшие на плечи и спину волосы. Теперь они струились и переливались, словно осеннее солнце, пробивающееся сквозь листву деревьев. «Смелее», – едва слышно пробормотала она, не без удовольствия разглядывая себя в зеркало. Вновь подойдя к шкафу, она надела золотые туфли и продела в уши длинные сверкающие серьги.
Оставив комнату в полном беспорядке, Джез села в джип и через несколько минут вновь вернулась к гостям. Остановившись у края площадки, она окинула взглядом толпу веселящихся людей. Неожиданно ее внимание привлекла стоящая к ней спиной женщина, вернее, ее рыжеволосая голова; волосы были подстрижены коротко, почти как у мальчишки. Эту женщину она раньше не заметила. У Джез возникло ощущение, что она где-то ее видела, ей показалась знакомой эта особенная посадка головы, длинная шея, красивая форма плеч. Кто бы она ни была, но на фиесте она впервые, решила Джез. Эта женщина – из другого мира и не имеет никакого отношения к присутствующим здесь гостям. Заинтригованная, Джез направилась в ее сторону и, подойдя ближе, но все еще не видя лица женщины, заметила, что отец разговаривает с ней с каким-то необычным для него оживлением.