– Займись ими, – бросила она Сису, а сама стремительно сбежала вниз по лестнице.
Выйдя на улицу, она поспешила за угол к воротам, откуда машины заезжали в студию Пита. Двойные двери гаража, в которые свободно мог въехать огромный грузовик, были настежь распахнуты. Заглянув внутрь, она увидела двух мужчин, которые ходили вокруг «Феррари» и разглядывали его с таким видом, словно это был впервые в мире изобретенный автомобиль. И во всем виноват Генри Форд, мрачно подумала она.
Стремительно направившись к Сэму Батлеру и подойдя к нему почти вплотную, Джез резко остановилась.
– Меня зовут Джез Килкуллен, – представилась она, протягивая руку.
Он пожал ее, продолжая рассматривать машину.
– Да, хорошо, я поднимусь позже. – И, повернувшись спиной, открыл дверцу автомобиля стоимостью в сто пятьдесят тысяч долларов и уселся за руль.
– Ничего, если я сделаю кружок на этой малютке? Я подумывал о такой, но пока не уверен, может, она для меня слишком быстрая.
– Она прекрасно подойдет вам. – Твердо положив руку ему на плечо, Джез с силой потянула за ткань пиджака. – Если вы не справитесь с ней, то кто же тогда? Давайте вернемся сюда позже, хорошо? Наверху вас ждет толпа поклонниц.
Повернув голову, он сердито взглянул на нее. И она остолбенела. Как он красив, подумала Джез, красив, как дважды два – четыре. Это какая-то ошибка природы. Нет, она отказывалась смотреть на этого белокурого гиганта сейчас, она успеет рассмотреть его через камеру.
– Они могут подождать, черт побери.
– Но я не могу.
– У вас впереди целый день.
– Половина уже прошла. И потом, это снимок на обложку, не забывайте.
– В любом случае мне не хочется сниматься.
– Зато мне хочется. – Джез подняла подбородок так, что поля шляпы больше не закрывали ее лица, и, посмотрев ему прямо в глаза, широко улыбнулась своей задорно-соблазнительной улыбкой. – Потом в вашем распоряжении будут все «Феррари» на свете, – пообещала она. – А пока пусть Пит занимается своими делами, а мы займемся своими, и тогда вы скорее сможете вернуться к машине. Договорились, мистер Батлер?
– Зовите меня Сэм, – согласился австралиец, отходя от Пита и даже не взглянув на него.
А Джез, поворачиваясь к нему, сказала:
– Если ты еще раз выкинешь такое, мой сладкий, то я не позволю тебе принимать участие в отборе девушек для рекламы купальников в специальный выпуск «Спортс иллюстрейтед».
Предупредив его таким образом, она последовала за Сэмом в студию.
Спустя несколько минут, пока вдовствующее сопровождение нарочито, но как-то бестолково суетилось вокруг Сэма, Джез, посовещавшись с Сисом Леви, подошла к Тилли Финиш.
– У нас ведь так ничего не получится, верно, Тилли?
– О чем вы?
– Ну будет, будет, не притворяйтесь, словно не знаете, о чем я. – Джез улыбнулась ей, как своему сообщнику. – Вы умная женщина и, очевидно, уже не раз бывали в подобных ситуациях. Все эти крошки возбуждены. Их нельзя винить, но они совершенно бесполезны. Полный отток крови от головы в нижнюю часть тела, разве не так? Послушайте, а что, если вам всем спуститься сейчас вниз и пообедать на Маркет-стрит, 72? Я уже заказала столик, все за мой счет. С вами будут Сис и мои ассистенты, а к тому времени, как вы пообедаете, я уже все закончу.
– Разве вам не нужны ассистенты?
– Все уже готово к съемке, заряжены все шесть камер. Знаете, я сама долгое время была ассистентом и могу зарядить пленку в полной темноте под водой, да еще держа камеру вверх тормашками. А свет я всегда устанавливаю сама.
– Но Сэм еще не одет, – пыталась сопротивляться Тилли. – Я пока не решила, в чем он будет. Люди в Нью-Йорке оставили это на мое усмотрение.
– Он будет великолепен, обещаю вам. Во всяком случае, ему не нужен ни грим, ни какая-то особая прическа... Вы же понимаете, они хотят, чтобы он выглядел естественно. Самое главное – это получить нужный для обложки снимок, а для этого мне просто необходимо на несколько часов иметь студию в своем распоряжении. Не забывайте, нам еще предстоит съемка на натуре, надо сделать несколько цветных фотографий и три черно-белых, которые пойдут внутри очерка. А он дает нам только два дня – сегодня и еще среду на следующей неделе. И если он вообще придет, то считайте, что нам повезло. Этот ваш мистер Батлер не очень-то покладистый.
– Мой мистер Батлер, – мечтательно произнесла Тилли. – Как звучит! – И, хлопнув в ладоши, объявила: – Обеденный перерыв. Сэм, если не возражаете, оставляю вас здесь, и можете начинать.
Через несколько минут студия опустела.
– Спасибо, – облегченно вздохнул актер. – А то они уже начинали действовать мне на нервы. А почему они все в черном? Кто-нибудь умер?
– Так принято, – не вдаваясь в объяснения, ответила Джез. – Если вы хотите есть, то до того, как мы начнем, я сделаю вам сандвич.
– Я никогда не обедаю. Меня это расслабляет.
– Прекрасно. Там в костюмерной есть плащ от Версаче. Не могли бы вы его надеть?
– Да, конечно. Мне такие самому нравятся.
Неудивительно, подумала про себя Джез. Если не считать фотографий молодого Гарри Купера, то Сэм Батлер был самым красивым актером, которого она видела. Должно быть, с него опять начинается отход от моды на простые, обычные лица, характеризуемые как «жизненные», такие, как у Ричарда Дрейфуса, Аль Пачино, Роберта де Ниро, Билли Кристала и Дональда Сазерленда. Сэм отнюдь не страдал от того, что на его лице не отразились те переживания, которые можно прочесть на лице Тима Роббинса или Майкла Китона; его не смущало, что при взгляде на него люди понимали, что, в отличие от некоторых актеров, он далек от среды обитания, в которой вообще лучше не обитать.
Пожав плечами, Джез пришла к выводу, что Сэм Батлер просто безупречен. В его внешности была мужественность в стиле ковбоев Большого Каньона, он был светловолос и голубоглаз в классическом смысле. Как это принято считать от Рождества Христова. Определенно не ее тип.
Сэм вышел из костюмерной в туго затянутом плаще с поднятым воротником.
– Вы слишком массивны, Сэм, – сказала Джез. – Мне не нужен снимок заполненного телом плаща, мне нужен снимок Сэма Батлера. Но плащ вам идет. Подождите... Кажется, я уже придумала... А что, если вам вернуться в костюмерную, снять этот толстый пиджак и надеть плащ просто на тело? А лучше, если вы вообще снимете всю одежду.
– Вы что, малость того?
– Считайте, что плащ – это халат. Вы ведь не будете надевать под него одежду?
– Ну разумеется.
– Тогда какая разница?
– Не знаю, но какая-то должна быть, – произнес он озадаченно.
– А вы попробуйте, – продолжала уговаривать Джез.
Она говорила чуть смешливо, в то же время откровенно приглашая выполнить ее прихоть и отдаться на волю ее причудливой фантазии. И он согласился.
– А что же снимете вы?
– Может, шляпу? Или туфли? Этого достаточно? Или колготки?
– Идет.
Пока Сэм возился в костюмерной, Джез просто корчилась от смеха. Вскоре он вышел в студию в застегнутом на все пуговицы плаще и затянутый поясом, аккуратно вставленным в пряжку. Он выглядел килограммов на двадцать легче. Лицо выражало твердую решимость Джеймса Бонда. Джез уже успела придвинуть викторианскую софу вплотную к окну и снять колготки. Из динамиков тихо лилась классическая гитарная музыка.
– Уже лучше. – И, деловито оглядев его, добавила: – Ложитесь сюда.
– Лечь в плаще на софу? Я, пожалуй, буду стоять.
– Мне нужно это изумительное освещение. Видите, как свет льется в окно и падает на софу? В студии только здесь можно получить такую тональность. Минут через тридцать-сорок свет уйдет и нам придется закончить.
– Как-то мне пришлось лечиться у зубного врача, он очень похож на вас, ну в точности как вы. Но в чем-то совсем другой, – заметил Сэм, садясь на софу очень прямо.
– Зубной врач? Где? В Австралии?
– Ага, в Перте. Мой дядя – зубной врач, и, естественно, я должен был идти к нему. Для родственников – специальная цена. А вообще – очень хороший врач. И лечит совсем не больно. Если бы не он, я бы не мог сниматься в кино.
Чуть расслабившись, он откинулся на софу, словно вспоминая – и не без удовольствия – всю процедуру, в результате которой получил улыбку, принесшую ему двадцать миллионов долларов за три фильма.