Лиза вернулась в комнату.
— Это кто был? — спросила Варвара.
— Санитарный инспектор какой-то.
— Весь в белом, — подал голос друг Серега, — мы тут все в дерьме, а он весь в белом, мать его.
— Сергей, — сухо сказал потомственный астрофизик, — вы все-таки в доме. И, если постараетесь, то, может, даже вспомните, по какому поводу сюда пришли.
Он выбрался из-за стола и стал натягивать пальто в коридоре.
— Все-таки имейте в виду, Елизавета Дмитриевна, — сказал он Лизе, которая по-прежнему заторможенно подпирала стенку, — вам есть к кому обратиться за помощью… если что…
— Да-да, спасибо, — механически ответила Лиза.
— Пойдем. — Надежная, как скала, Варвара вновь ласково обхватила ее за плечи. — Присядь, выпей. Сразу легче станет.
И Лиза покорно позволила подвести себя к столу.
Человек в нечистом белом халате отдернул простыню, скрывающую лежащее на каталке тело, и Лиза молча прикусила губу.
Она пошатнулась, но твердая рука следователя подхватила ее под локоть.
— Да, — наконец тихо сказала она, — это мой муж… Андрей Панин.
Под холодным светом люминесцентных ламп, по горло укрытый простыней, лежал Андрей. Лицо его было совершенно спокойно — ни страха, ни ярости, лишь застывшее легкое удивление, словно он до конца так и не понял — что же это такое с ним стряслось. Под натянувшейся кожей четко проступили кости. Это был и он, и уже не он. До боли знакомое лицо — и такое отчужденное… словно он Ушел далеко — туда, где больше нет ни родных, ни Друзей, — в холодные дали, залитые беспощадным светом.
— Что же это такое, — услышала Лиза издали захлебывающийся женский голос, — что же это такое…
И с ужасом поняла, что это говорит она сама.
Следователь вновь осторожно поддержал ее под руку.
Она дотронулась до лба мужа, точно проверяя, нет ли у него жара, но лоб был холодным. Совсем холодным.
Она отвела руку, и та безжизненно повисла вдоль тела.
— Как это могло случиться? — чуть слышно сказала она в пространство, но следователь услышал.
— Нелепая случайность, — ответил он. — В районе Профсоюзной сегодня была разборка между двумя преступными группировками. Он и попал под пулю. То ли его, обознавшись, приняли за кого-то из своих, то ли просто случайный выстрел. Пуля попала прямо в висок. Он умер на месте.
Следователь вздохнул.
— У нас на руках еще восемь трупов. Но с теми все ясно. Бандиты. Там вообще черт знает что творилось. Удивительно, что из случайных прохожих пострадал только он один.
— Да… — тихо отозвалась Лиза, — удивительно.
— Пойдемте, Лизавета Дмитриевна, — мягко сказал следователь, — опознание закончено.
Лиза покорно пошла к выходу мимо каталок, на которых, с головой укрытые простынями, лежали чужие тела.
Пройдя несколько метров, она резко остановилась, так, что шедший за ней следователь уткнулся ей в спину.
— Погодите, — сказала она, — где, вы сказали, была перестрелка?
— На Профсоюзной.
— Когда?
— В четыре часа дня.
— Но он же… Он должен был быть в это время совсем в другом месте. На Красносельской. В институте. Что он мог делать на Профсоюзной?
Следователь неопределенно хмыкнул. Он-то знал массу интересных и приятных вещей, которыми можно заняться в рабочее время, но зачем расстраивать женщину, только что ставшую вдовой?
Потому он только сказал:
— Вам виднее, Лизавета Дмитриевна.
Постепенно гости разошлись, осталась лишь Варвара, ладонью смахивавшая со стола крошки, да пьяный Серега, задремавший в кресле в углу.
— Вот и все, — тихо сказала Лиза.
Варвара поглядела на нее.
— Может, остаться на ночь? — предложила она.
Лиза покачала головой.
— Лучше уведи этого. Наверняка жена уже места себе не находит.
Варвара кивнула.
— Я посажу его в такси, — сказала она. — А Ленке позвоню, пусть его встретит.
— Деньги-то есть?
— У него возьму. Он же не на свои пил.
Она грубовато встряхнула Сергея за плечо.
— Пошли-пошли. Расселся…
Дверь хлопнула, и Лиза осталась одна. Она машинально прошлась по квартире, придвинула стул к столу, убрала сложенную скатерть в ящик комода.
Вокруг было тихо. Очень тихо. За окном, точно вода в омуте, стояла непроницаемая апрельская ночь, и лишь далеко через улицу смутно горели фонари на автостоянке.
Какое-то время она простояла так, упершись ладонями в подоконник и глядя на улицу, потом вздохнула, погасила свет и, не раздеваясь, прилегла на диван.
Сон сморил ее сразу — глубокий и черный, точно угольная яма.