Варвара молча смотрела на нее.
— Лизавета, — сказала она наконец, — я на твоем месте не задавала бы так много вопросов.
— Это еще почему? Чей это муж все-таки?
— Был… — многозначительно добавила Варвара.
— На что ты намекаешь? Ты что-то знаешь? Знаешь и не хочешь мне сказать?
— Да что ты ко мне прицепилась в самом деле? — неожиданно заорала Варвара басом. — Ты прямо шизофреничка какая-то! Все подозреваешь кого-то! Я к ней, как к человеку, а она…
Лиза даже отступила перед таким неожиданным натиском.
— Опомнись! Ты чего? Что тут такого? Если я спросила…
Варвара пришла в себя с не меньшей скоростью.
— Да я ничего, Лизавета. Просто достала ты меня. И ты меня прости. Андрюшу не вернешь. И незачем себя растравлять. Что там было, чего не было…
Все еще недоумевая, Лиза поднялась наверх, сжимая в руке пластиковый пакет со скудным скарбом мужа. Войдя в свою лабораторию и усевшись за стол, она вытряхнула содержимое пакета на столешницу. Образовалась небольшая кучка всяческого хлама: расческа, готовальня, потрепанный русско-английский разговорник, блокнот, калькулятор, записная книжка. Ее Лиза и взяла, листая в поисках адреса Андрюшиной родни, — все-таки надо выяснить, что там стряслось с этой проклятой телеграммой.
Но никакого, хоть отдаленно похожего адреса в записной книжке не было. Теперь, повнимательней вглядевшись в густо исписанные страницы, Лиза поняла, что эта книжка отличалась от той, что испарилась из их квартиры неведомо куда: да, тут были адреса, телефоны и дни рождения их общих знакомых (Андрей был очень внимательным другом), но, помимо них, постоянно попадались и какие-то другие записи: инициалы, напротив которых стояли телефонные номера. И все. Лиза насчитала восемь таких номеров. Положив книжку перед собой, она какое-то время неподвижно просидела, подперев голову рукой и глядя в пространство, потом, встряхнувшись, вновь углубилась в поиски, хотя и сама бы не смогла объяснить, что именно она ищет в этих нехитрых вещах, предназначение которых теряет всякий смысл с уходом их владельца. Разговорник она не стала листать, а поступила проще — подняла корешком вверх и встряхнула. Из него выпал какой-то плотный глянцевый листок и, медленно кружась, осел на стол. Это была фотография, вернее, ее косо срезанная часть. Лиза глядела на раскинувшуюся на кровати обнаженную женщину: стройное тело выгибалось в чувственной истоме, нога с высоким Подъемом и нежными лепестками пальцев свешивалась с постели, подчеркивая изгиб бедра; крепкая грудь свидетельствовала о молодости, здоровье и цветущей красоте. Должно быть, и лицо женщины по красоте не уступало телу… но фотография была косо обрезана ножницами, и Лизе оставалось только гадать, видела ли она эту торжествующую плоть где-нибудь при иных обстоятельствах, или они, две молодые женщины, ничего не зная друг о друге, так и обитали в двух никогда не соприкасающихся мирах.
Такие фотографии обычно не надписывают на память.
Или надписывают?
Она повернула глянцевый квадратик незапятнанной стороной.
Там, на обороте, не было никакой дарственной надписи.
Зато было кое-что другое.
Цифры.
«219. К-1718», — было выведено там аккуратным почерком Андрея.
На этот раз даже не телефон.
Лиза таращилась на черные цифры на издевательски-девственном фоне, но в голову ничего не приходило. Словно все события последних дней вообще отняли у нее способность логически мыслить.
Номер машины? Нет.
Лотерейный билет? Глупости.
«Сейчас у меня разорвется голова», — отрешенно подумала она.
Лиза в рассеянности поднесла руку к телефонной трубке и, поколебавшись, набрала один из безымянных телефонных номеров. Никого… Пропустив шесть гудков, она положила трубку и, после мгновенного замешательства, набрала еще один номер, второй в списке.
— Да? — отозвался в трубке женский голос.
Голос был молодой, и в сознании у Лизы он почему-то связался с обезглавленной фотографией у нее на столе.
Она уже импульсивно дернула рукой, чтобы бросить трубку, но вдруг, неожиданно для себя, произнесла:
— Простите, можно Андрея?
— Андрея? А он… а его… тут такой не проживает, — отозвался голос, и в нем Лизе послышались нотки растерянности.
— Простите, — вновь повторила она, — я, вероятно, ошиблась номером.
И положила трубку.
Звонить по остальным номерам было ни к чему — она была больше чем уверена, что вновь услышит нечто в этом роде… фальшь в молодом женском голосе.
Она вновь застыла в неподвижности, глядя в окно, где в каменном мешке институтского двора выбросило почки упрямое дерево. Чем-то оно было для Лизы очень важным — может, тем, что дружелюбно заглядывало в комнату, сколько она себя тут помнила? Тем, что каждое лето вновь зеленело вопреки окружающему неприютному миру? Или тем, что каждый раз представало в новом облике?