— Не матерись, — складывает руки на груди.
— Зачем ты приехала? И как узнала, что мы здесь?
— Сказали в твоем ресторане. Я была в городе проездом из Москвы, хотела зайти к тебе в гости, а тебя нет. Телефон выключен…вот я и поехала в «Азимут», админ мне сказала, что ты собирался за город. Дальше ехала на свою память и надежду, что ты будешь у Калинина, — запрокинула голову, — нехилый он себе домик отгрохал, помниться мне, что здесь была кучка песка.
— Раскатали, — достал сигареты, — сейчас вызову тебе такси.
— Зачем? Артем, я что прокаженная, почему ты вечно меня отовсюду выкидываешь? Почему я не могу остаться?
— Ладно, — затянулся, щелкая сестру по носу, — пошли, но только без своих загонов, поняла?
— Я буду паинькой, — смотрит прямо в глаза. У Артема тяжелый взгляд, но у нее хватает духа выдержать этот внутренний, исходящий от него наплыв агрессии.
Они возвращаются минут через двадцать. И, конечно же, приковывают к себе взгляды, но это быстро проходит. Алиса, словно ничего и не происходило, вливается в разговоры, смеется, стараясь не встречаться взглядом с Калининым.
— Замерзла? — Артем присаживается на корточки, а Вера лениво вытягивает ноги, кутаясь в плед. Двор уже давно накрыла ночь. Рядом с беседкой горит костер, у которого она собственно и устроилась.
— Нет. Устала немного.
— Пошли тогда спать, — тянет ее на себя, так, что они со смехом валяться на землю.
— Все, Старому больше не наливать, — ржет Рагозин.
— Дураки, — Вера смеется, пытаясь подняться.
Они толком не успевают зайти в дом, как Артем прижимает ее к стене. Его губы накрывают ее поцелуем.
— Тем, пошли в комнату, — пытаясь убрать его руки.
— Хочу здесь, — он до ужаса пьян.
— Если кто-нибудь войдет. Артем, не придуривайся.
— Ты ханжа, — отходит в сторону.
— А ты неотесанный медведь, и ничего, я же как-то живу.
— Чего? — перехватывает ее руку, — что ты сказала? — со смехом, а сам уже задрал на ней футболку.
— Артем.
— Мы быстро, — ладонь пробирается под кружевную ткань лифчика, сжимая упругую грудь, — трусиха, — целует, возвращая футболку в исходное положение, — пошли, уложу тебя спать.
— Одну?
— Если будешь хорошо себя вести, то не одну.
Вера проснулась намного раньше Артема, хоть тот и не давал уснуть ей почти до утра. В десять Кораблева уже сидела в кухне. Размешивая в чашке с кофе сахар, она думала о том, что у них все хорошо. Прошло уже почти два месяца спокойствия. Все изменилось, с той аварии все повернулось на сто восемьдесят градусов. Артем, словно распахнул перед ней давно закрытые двери. Наконец-то не было тайн, скандалов, они стали похожи на пару. На нормальную, влюбленную пару. Все получалось так, как она того и хотела, и, конечно, это не могло не радовать.
К тому же, отбросив прошлые эмоциональные встряски, она собралась с силами, и поставила себе номер. Ее не вычеркнули из списков за время болезни, и это заставляло еще больше расправить крылья. Она предвкушала предстоящий проект, свое выступление, и очень надеялась на победу. Ведь эта победа может дать ей новый виток жизни, совсем иной уровень.
Они говорили об этом с Артёмом, и он ее поддерживал. Искренне. Он верил в нее, и не позволял опускать руки, даже когда все шло не так, как она того хотела.
— Надо поговорить, — голоса донеслись до мечтающего сознания слишком поздно, — Калинин, если ты сейчас молча уйдешь, я все расскажу брату, а потом и твоей жене! — шипела Алиса.
Вера тихо встала со стула, желая обозначить свое присутствие беседующим за шторами на балконе, но не успела.
— Замолчи. Ты сама этого хотела, сама тогда пришла.
— Но ты был не сильно против.
— Ты слышишь, что ты говоришь? Не сейчас Алиса, не сегодня и не здесь.
— А когда, Леша, когда? Сколько можно, сколько это еще должно продолжаться? Сколько?
— Дай мне время.
— У тебя был год. Калинин, целый год, и ничего не изменилось. Я так больше не могу…
— Она не поверит…
— Она — может быть, но Артем даже не будет выяснять детали, — почему-то Вере представилась едкая улыбка на Алискином лице.
— Не шантажируй меня.
— О, я еще даже не пыталась.
— А хотя давай, знаешь, ты даже сделаешь мне услугу, потому что сам я ему никогда не скажу
— Ты трус, Калинин, трус и лгун! Мне от тебя тошно, — с надрывом.
— Мне самому от себя тошно, — шепотом.
Послышались шаги, он ушёл, а она осталась одна. В глазах встали слезы. Алиса поджала губы, смотря на уже опустевший балкон, и проклинала себя за свой язык.