Дочь. Меня? Ни капельки.
Любовница. Ну, тогда не будем об этом говорить.
Дочь принимает прежнюю позу.
Жена (после паузы). Значит, четверо мужчин.
Любовница. А? Да, пожалуй. Пожалуй, и он был мужчиной. Значит, четверо. Не так уж много, я думаю. Четверо за долгие годы, а не одновременно, конечно.
Жена. Да. (Медленно; это открытие для нее самой.) Я любила только… одного.
Любовница (кивает, улыбается, участливо). Да.
Друг (резко поворачивается к ним). А что, если нет никакого письменного распоряжения? Если во всех его конвертах одни дела и ни слова об этом? Что, если он не оставил никаких указаний?
Жена (сухо, но печально). Тогда решает жена… не так ли?
Друг. Да, конечно, но… все же.
Жена (настороже). Все же?
Друг (с болью). По прошествии времени… по прошествии времени эта прерогатива становится только юридической.
Жена. Только? И юридической? Такое сочетание этих двух слов? И это говоришь мне ты?
Друг (беспомощно). Остановить тебя я не могу.
Жена. К чему это тебе? И отчего мы все время играем в загадки: «Что, если?..» Ведь он человек обстоятельный, законы знает не хуже тебя. Во всяком случае, кое в чем разбирается. Я не занимаюсь домыслами.
Друг. Эти бумаги были составлены не вчера.
Жена. Конечно, нет. Сколько тебе было лет, когда ты впервые задумался о смерти?
Друг. Гм… Ты хочешь сказать — о том, что она значит? (Улыбается, припоминая.) В возрасте, когда мы все становимся философами, лет в пятнадцать должно быть.
Жена (с легким нетерпением; все это не кажется ей забавным). Нет, нет, когда ты впервые задумался о ней в применении к самому себе. Когда ты понял, что находишься на самом гребне волны и что она уже на полпути к берегу и ты с ней тоже.
Друг. А-а. (Пауза.) Лет тридцати восьми…
Жена. И ты тогда составил завещание?
Друг (сокрушенно улыбаясь). Да.
Жена. С распоряжениями?
Друг (почему-то это приводит его в ярость). Да! Но не об этом! Не о том, как поступить со мной. Возможно, об этом больше думают женщины.
Жена (удивленно, уступает). Возможно.
Друг (также несколько уступчивее). А возможно, я просто не подумал, что об этом надо подумать.
Жена. Господи, неужели я такая дикарка? Что у меня — в волосах перья и разноцветная глина, а мочки ушей свисают по самые плечи? Не знаю! Я рассуждала просто: можно потерять своего мужа, пока он жив, но, когда он умирает, он снова становится твоим.
Дочь (не меняя позы). Но пока еще нет.
Жена хочет ответить, но сдерживается.
Друг. Что — нет?
Дочь. Пока еще он не умер.
Друг (сдерживая гнев). Мы это знаем.
Дочь. Да? А мне показалось…
Любовница (мягко). Давайте не будем больше говорить об этом. Нас не так понимают.
Друг. Нет, просто… Впрочем, неважно.
Жена (учтиво). Ты хотел сказать, что просто ты его друг и тебе совсем не все равно, что с ним будет?
Друг (мрачно). Да, что-то в этом духе.
Жена. Что ж, здесь несколько его друзей, и нас это всех волнует. То, что мы разных мнений, не так уж важно.
Друг. Не согласен. Я тебя предупреждаю: если нет никаких письменных распоряжений, а я в этом почти уверен, и ты будешь настаивать, я передам дело в суд.
Жена (твердо). На это понадобится много времени.
Друг. Безусловно.
Жена. Что ж. (Пауза.) Благодарю. Приятно было иметь такого адвоката.
Друг. Не говори так.
Жена (в ярости). Не говори так?! Не говори так?! Речь идет о моем муже. Надеюсь, ты не забыл об этом?! Сколько раз мы тебя принимали в нашем доме — в те дни, когда у нас был общий дом? Здесь! Ты и твоя жена гостили у нас на рождество. Много раз! Кто всегда привозил тебе сигары из Гаванны? Кто ходил с тобой по магазинам, чтобы купить твоей жене подарок, настоящий подарок, а не то, что мужья обычно дарят женам? Я! Его жена! Ты это помнишь?!
Друг подходит к креслу, в котором она сидит, опускается перед ней на колени, берет ее руки, прижимает к губам.
Друг. Ну, не надо… не надо.
Жена (отнимает у него руки, отворачивается; устало). Поступай как знаешь. Отлей его в бронзе, если хочешь; я не могу больше с тобой бороться. Вы оба мне слишком дороги.
Любовница. Я ведь сказала вам, чего он хочет, — и только. Или, вернее, чего он хотел, когда он сказал мне об этом. Не будем ссориться из-за будущего.
Друг (мягко). Если я возьму назад свои слова, ты возьмешь меня назад в адвокаты?
Жена. Я никогда тебя не выгоняла. Что я буду без тебя делать? Все это пустые слова.
Дочь (не меняя позы). Обнимайтесь, лобзайтесь, пойте.
Жена (нарочито легким тоном; Другу). Скажи, как это называется, когда убивают родную дочь? Если прикончить ее в младенчестве, так это — детоубийство. А вот, если убить ее в зрелом возрасте, когда она давно уже выросла и даже морщины приобрела? Убийство в целях самообороны, так, по-моему?
Из-за ширмы выглядывает Сиделка.
Сиделка. Доктор?
Он идет за ширмы, оттуда видны их склонившиеся фигуры. Жена застывает в кресле, судорожно вцепившись в подлокотники, и закрывает глаза. Любовница встает, делает шаг, останавливается. Друг идет к постели. Дочь встает, но не сходит с места.
Сиделка (выглядывает из-за ширм). Не подходите, это не для вас. (Возвращается к постели больного.)
Любовница садится. Друг тоже. Дочь опускается на диван.
Дочь (голос яростный, сдавленный, хриплый, зубы сжаты, в такт своим словам бьет кулаком по дивану). Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя на земле, как и на небесех… Дай нам днесь!
Все молчат, появляется Сиделка, на халате капли крови, словно кто-то брызнул на него кистью краску; руки тоже в крови.
Сиделка. Обошлось. Было кровотечение. Но обошлось.
Жена (не открывая глаз). Вы уверены?
Сиделка (спокойно, но внушительно). Все обошлось. (Возвращается к постели.)
Любовница (Жене, после паузы). Расскажите мне что-нибудь. Говорите со мной о чем угодно… о чем угодно.
Жена (с трудом). Мы… да… у нас был… сад. Да, сад… мы жили за городом, неподалеку от Парижа. Мы провели во Франции около трех лет. Вы… он рассказывал вам об этом?
Любовница. Да. Красиво там было?
Жена. Он не мог… он не мог показать его вам. Да, там было красиво. Дом сгорел, и сад тоже. Нам написали.
Любовница. Какая жалость.
Жена. Да, там было красиво. (С усилием.) Это был не просто сад, это был целый мир… мир… цветения. Вселенная цветения. Можно так сказать? Впрочем, неважно. Это был не такой сад, куда приглашают гостей прогуляться… «Пойдемте, посмотрите, как мы там все устроили». Нет, это был совсем другой сад. Конечно, он был спланирован людьми понимающими — мужчиной и женщиной. По-моему, это было сразу видно. А может, их было несколько, несколько поколений — но он был ни на что не похож. Он просто окружал вас со всех сторон. (Откидывает голову назад. Громко Врачу и Сиделке.) КТО-НИБУДЬ СКАЖЕТ МНЕ НАКОНЕЦ ПРАВДУ?!