— Тоже мне, новость, — фыркнул он беспечно, но капельки испарины, выступившие на висках и над верхней губой, выдавали его состояние. Нервничает? Или ему больно? — Это страховка от умников, которые рискнут разорвать договор. Мы не можем пускать корни в вашем мире. Договор не дает. Если бы не он, я бы освоился здесь за два-три года! А вообще, Нэй, поменьше говори и побольше работай — у нас осталось часа четыре, не больше.
— Не торопи меня. И полежи хоть минуту спокойно!
— Я стараюсь. Но у меня холерический темперамент.
— О, боги, и где слов таких нахватался!
Изолировать пораженную часть потока у меня худо-бедно получилось, хотя Аксай дважды терял сознание во время операции. Я начала понимать, почему Древний выбрал именно меня. Во-первых, из-за ранг эстаминиэль — высокий уровень позволял манипулировать силами такого масштаба, что они просто выжигали лишние нити. Во-вторых, я была ученицей целителя, а значит немного смыслила в энергетических потоках. В-третьих, визуально-тактильный способ восприятия магии позволял управляться с самыми тонкими и хрупкими связями, не разрушая их.
Как уничтожить «пиявку» прежде, чем, она искорежит потоки, я тоже сообразила. Достаточно было наполнить изолированный отрезок тьмой. Моя сила разрушит зараженную часть потока, а заодно и связь с этим, как его… Томасом Штайном.
А что касалось «якоря»… Кажется, я придумала, что с ним делать. Нужна была эмоциональная связь — любая привязанность. Дружба, вражда, даже яркие взаимные воспоминания сошли бы.
Только бы получилось.
— Аксай?
— Ась?
— Сейчас будет очень больно. Постарайся, пожалуйста, меня не убить случайно, ладно?
— За кого ты меня принимаешь? У меня хорошие инстинкты.
— Поверь, сейчас тебе будет не до инстинктов. Тем более «хороших». И, если можно… Постарайся не кричать. Я могу потерять концентрацию, и…
— Не объясняй. Понял уж. Эх, два раза не помирать, а один не миновать… Начинай, что ли.
— Хорошо. И, Аксай…
— Что?
— Прости.
У меня слегка кружилась голова, но мысли были удивительно ясными, а руки совсем не тряслись. Дэйрова школа. Жаль, что прежде мне не доводилось работать с такими сложными материями…
Но все бывает впервые.
Самое главное — успеть уложиться в семнадцать секунд. Больше Аксай просто не выдержит.
Итак, начали…
…один…
…два, три, четыре, пять, шесть, семь…
…восемь, девять…
…десять, одиннадцать…
…двенадцать.
Все, справилась. Даже раньше, чем думала. Отмучилась.
И отмучила.
— Эй, Аксай, — я осторожно тронула скорчившегося демона за плечо. — Ты как? Жив?
Он с трудом разлепил глаза. С тремя зрачками. Интересно, это нормально?
— Жив, — прохрипел Древний и улыбнулся. Губы у него были серее пепла. — Твоими молитвами, видать, — его ладонь легла мне на щеку, и я только сейчас поняла, что плачу. Нервное, похоже. — Ты молодец. А теперь спи.
Перед лицом закружилась золотистая пыльца.
— Что? — глупо удивилась я — и отключилась.
Первой моей мыслью после пробуждения было лаконичное «Убью!». Затем я постепенно осознала, что чувствую себя неплохо. Аксай не просто свалил меня на пол, а пристроил со всем комфортом. Диван оказался довольно мягким, одеяло — теплым. Комнату заливал свет заходящего солнца. На столике и у изголовья лежало блюдо, накрытое выпуклой крышкой, и стоял термос, под который чья-то шаловливая рука подсунула сложенную вчетверо записку на розовой бумаге.
На подносе оказалась еще одна пицца, украшенная двадцатью свечками. В термосе — кофе, пусть и сладкий, но все-таки вкусный. А записка гласила:
«Нэй, свет очей моих!
Ты и вправду прелесть. Прости, что сомневался в тебе и провернул эту некрасивую интригу с клятвой на жизни. Ты чудо! Живодерка, но такая специалистка! До сих пор коленки трясутся при воспоминании о том, что ты делала со мной на этом диване… (зачеркнуто) в общем, просто трясутся.
Я рад был бы провести с тобой остаток своих дней, но ветер свободы уже наполняет мои паруса и так далее, и тому подобное. Клятвенно заверяю тебя, что свою часть договора я выполню. То, что спасет твою жизнь, уже с тобой. Информацию об отряде я подкину в ближайшее время, потому что мечтаю, чтоб все они сдохли, как Томас (зачеркнуто) хочу поспособствовать победе добра.